Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Я чувствовал, что в Джокдже мне нужно что-то предпринимать. Мне надоело быть туристом. Мне хотелось наладить дружеские отношения с правительством. Конечно, я понимал, что только деревенское правительство может дать мне добро на проведение работ, и надо было сразу идти в деревню, искать там начальство и хотя бы начать с ними переговоры, застолбив местечко на будущее, однако все пошло по-другому: я поперся сразу к султану и опять был сбит с пути. Я приобрел два новых рассказа, но проект застопорился. Российская сторона захотела переговорить со мной по СКАЙПу, а этой штуки я не разумел.

Фабрика сахарного тростника, принадлежащая султану номер 10, требовала новых очистных сооружений. Султан был недоволен тем, что рыба в реке, куда спускаются очистные воды с фабрики, содержащие один процент алкоголя, начинает пьянеть и вытворяет странные вещи – то выбрасывается на берег, поодиночке и всей стаей, то плавает прямо на поверхности реки, служа легкой добычей рыбака. Гуси тоже ходят пьяные. Потом случается передозняк алкоголя и масел в воде, и речка протухает, воняет, и жизнь вокруг деревенская чахнет, и все ходят грустные. Султан тогда временно приостанавливает работу фабрики, на месяцок, но снова надо производить сахар, и фабрика включается в работу.

Мы поехали на фабрику с Йоханессом, познакомились с инженерами, меня провели к резервуару очистных вод – которые скоро хлынут в реку – они пахли немного пивом, немного мазутом. Я взял пробы с очистных вод, показал им наноуглерод, который бы им пригодился, будь он по более доступной цене, и на этом все и кончилось. Время прошло – и еще один проект отпал сам собой. Остался лишь один романтический рассказ про Дэву Мадэ Айю.

Дэва Мадэ Айю

Дэва Мадэ Айю уехала к себе на Бали, и мне не хватает ее вкусного мыла. Это просто такое начало.

5 дней мы прожили с ней в одной комнатухе три-на-три. Мы жили в просторной гостинице с шикарной мебелью в холле, массивной живописью на стенах, зарубежными туристами из Германии и Голландии, улыбающейся прислугой (девочками) и бассейном, находящимся в соседней гостинице через дорогу, куда можно было ходить. Номер был крайне недорогим. Интернет был быстрым, и паренек, работавший в зале, всегда был готов тебе помочь.

Внезапно я нашел в этой гостинице хорошее убежище. Длинная узкая улочка ковыляла вдаль чуть ли не километр, выставляя напоказ другие гостиницы, резную мебель, антикварные центры, шикарные кафе, а также вдребезги разнесенные землетрясением дома и рядом – большие тенты и наскоро сколоченные кухни. Каждый вечер по улице разъезжала повозка, где жарились кусочки курицы, нанизанные на острые палочки, и продавалась другая еда в виде лепешек, долек манго, рисовых кулебяк и других вкусностей.

Все говорили, что она очень хорошая.

Я помню, как она перебежала дорогу своими тонкими изящными ножками, перепрыгнула через все помойки и подсела к нам – мы ужинали в дорожной закусочной. Я сторговывался с местным народом на предмет алкоголя, который в магазинах не продавался по причине Рамадана – месяца молитв и поста. Она дернула за локоть шофера, который развозил меня, и сказала – ну-ка знакомь меня с ним. Тот вопросительно на нее посмотрел. Но мы уже и сами познакомились.

Она сказала, сколько ей лет, 22, назвала религию – Хинду Бали (это особая разновидность индуизма, распространенная только на Бали), и сразу же согласилась идти со мной шляться по городу – 5 километров без проблем.

Мы бродили вечерами по узким перенаселенным переулкам (или закоулкам), где играли на гитарах, мыли детей, играли в шахматы, спали, ели, и где стояли напоказ проститутки, благоухая сладкой парфюмерией.

– Нравятся тебе проститутки? – спрашивала она, – тогда я побежала…

И вот только что она убежала на автобус с возгласом «бай-бай Джокджа» – она
не любила Джокьякарту, потому что Бали лучше.

Для меня как туриста Бали был хуже, поскольку там меня уже караулили продавцы всех товаров и услуг, которые мне были не нужны. Конечно, я за ней не поехал.

Мы ходили, взявшись за руки, и распевали популярные песенки. Все эти дни она пела одну и ту же песенку.

Кажется, все ее немного побаивались. Некто Хаят, увидев ее со мной, сразу мне отписал смс – осторожнее, братуха, эта женщина дикая! Я ответил ему – она не плохая, она хорошая.

Это мы встретились с приезжими студентами на главной улице Малиоборо, посидели на ступеньках и сфотографировались, потом они взяли такси и уехали. Кто-то их, наконец, позвал на ночевку.

На эту студенческую конференцию я мчался из Джакарты, надеясь прочитать доклад про наноуглерод академика Петрика. Всех остальных друзей и должностных лиц я проинформировал, что я очень занят. Но никакой конференции не было. Вся моя конференция длилась 20 минут возле местного Макдональдса. Кажется, ее сорвала Дэва Айю. Ребята ее испугались. И из такси послали мне смс – берегись, брат!

Я вспомнил, что папа ее из какого-то зловещего племени с острова Калимантан, и тоже испугался. Но быстро очнулся.

Айю могла превращаться в огонь и в черное дерево. Улыбаясь, она освещала всю улицу.

Она заботилась обо мне и безропотно со всем соглашалась, но не разрешала прикасаться к себе даже коленками, даже когда мы ехали на мопеде. Меня это начинало сильно раздражать.

Даже пятки свои она прятала под простыню.

Она разрешала только целовать себя в щечку – в обе щечки.

Однажды она вылила остатки воды из литровой бутыли на тротуар, и я на нее долго орал. Ей полностью снесло крышу на балете Рамаяна – она громко смеялась, громко разговаривала со всеми сидящими рядом европеоидами, бегала по сцене до и после спектакля фотографироваться с труппой… Ее переполняла безумная энергия.

Мы пали жертвой языка – нам было просто не о чем и не на чем разговаривать. NO UNDERSTAND – очень грубо стала говорить она. Я лез в словарь, час вытягивал оттуда по два слова, но она была уже далеко.

Когда она разбрасывала сигареты, которые вываливались из моей пачки, меня начинала душить жаба… Однако подарки она всегда выбирала скромные.

Она шла посреди дороги для мотоциклов и громко на них всех ругалась, если они создавали ей проблемы. «Спокойнее, Аю»,- говорил я. «Все они CRAZY», – говорила она. Один из них получил от нее отравленную стрелу и стал нас преследовать. Айю пустила еще десять стрел. Он нас преследовал, но она все время оборачивалась и кричала на него…

Все считали нас любовниками, а поскольку приближался Рамадан – а может это и не имеет значения – смотрели на нас дико. Нас громко приветствовали потенциальные друзья. Наверное, мы терроризировали мусульманское большинство. Аю косила глаз на закутанных в платочки группы девушек-мусульманок и говорила – у них с этим проще. Можешь их всех перетрахать. Камасутра до замужества у этих – ноу проблем.

– Hindu – problem! – грозно заключала она.

Со страшного бодуна от местного виски я поехал с ней в Университет просить социальную визу – и, видимо, наше явление смутило Департамент Социальных Дел. Мне назначили официальный визит назавтра. Конечно, я уже не явился, снова заплутавшись в лабиринте Индонезии…

В конце концов мы разругались. Стали выхватывать друг у друга мобильный телефон – я не мог ей объяснить содержание смс. Она побежала с моим мобильником спрашивать у людей, что за смс мне прислали – никто на вокзале не знал английского. Она громко ругалась. У меня прихватило живот от съеденного пирожка. Короче, я мечтал, чтобы она провалилась сквозь землю. Она сказала – приду через 10 минут и провалилась. Я мило поговорил с женой полисмена и пошел спать в отель. Она не приехала.

Как хорошо я спал…

Она пришла наутро, подставила щечку и попросила взять ее в кратон к султану. НЕТ – сказал я по-русски, я намереваюсь заключить договор с султаном по очистке его фабрики сахарного тростника, а от тебя крыша едет. Она превратилась в черное дерево.

Вечером она протянула мне выстиранные штаны и рубаху…

В общем, мы просто исчерпали лимит языка. Нам бы слов 50, а у нас их было всего 10.

Она оставила телефон подруги.

Она шикарно смотрелась на мопеде, но еще шикарнее в обществе местной братии в передвижной закусочной: представьте все эти лица, беззубые и очень зубастые, старые и молодые, и всем заправляет Дэва Аю, от которой исходят индийские благоухания. Она не любила цивильные мусульманские столовки, и мы всегда ели на улицах.

Забыл сказать – ей 22 года, приставка Дэва означает Дева. ДЭВА МАДЭ АЮ.

Все это я написал сидя в Инете латинским шрифтом, потом переслал Кириллу в Москву с просьбой переписать русскими буквами. Тому рассказ понравился, и он переслал мне его на русском. Я очень обрадовался: надо было хоть что-то оставить после себя от этого города, не похожего ни на что.

Продолжение

На Главную блог-книги "Список кораблей"