Предисловие – здесь. Предыдущее – здесь.

Спускаясь на землю Джавы (острова Ява), сразу понимаешь, что прилетел в более высокоорганизованный мир, в другую огромную цивилизацию. Джакарта – столица 13 000 островов и 500 народов и народностей.

Индонезии в чем-то сильно повезло: исторический процесс превращения неандертальца-камнетеса в бизнес-туриста и гмо-специалиста шел ступенчато-последовательно, с сохранением того главного, чем жив дух народа – его религии. Религии на этом островном архипелаге менялась, как юбочки, но неизменным оставалось что-то такое, чему пока не подобрать слов.

Революции в этой стране никогда не играли доминантной роли относительно того духовного порядка, которым живы эти народы. Войны на этом гигантском архипелаге возникали спорадически, как пожары, – и, прогорев, так же быстро затихали. Основой жизни народов здесь всегда была община и сельскохозяйственный труд.

Исламский колорит толпы сразу же бросился в глаза: женщины в светло-голубых платках, пожилые мужчины в цветных тюбетейках, жидкие бородки молодых муслимов. Лица были очень разные, не китайчатые и не папуасские, не те и не эти. Сложно было вот так с порога сделать выводы об этнической принадлежности мимо идущих народов. Выйдя из зала ожидания аэропорта Сукарно Хатта, я купил себе водички и сел за столик. Конечно, старейшины тут же стали надо мной издеваться: я не знал, как открыть пластиковый стаканчик с водой от фирмы Данон, купленный в местном Макдональдсе, и они предложили открыть мне ее зубами. Что я и стал проделывать под общий смех. Тогда я им показал свои три зуба, расположенных в шахматном порядке. Оказалось, нужно протыкать ее трубочкой. Цивилизации-то ты и не понял, белый человек. Точнее – белый чайник!

Другой парень тут же подбежал и предложил такси, но я уже успел поговорить по телефону с Робином, который все мне объяснил: его не брать. Ну уж извини, старичок.

Все знают, что за дерьмо эта глобализация и гмо-фашизация, но есть в ней два приятных момента – интернет и мобильная связь. Первое местное слово, которое ты узнаешь по приезде в чужую страну, конечно, название местной мобильной телесети – здесь она называется ТЕЛКОМСЕЛ. Вставил сим-карту – и ты уже под надежной шапочкой местной сети. Можно теперь позвонить Робину, с которым я списывался по Интернету, – посмотрим, чего он скажет. Если же он не скажет ничего – все равно, не беда. Чего-нибудь придумаем.

Робин Энгел, американец, осевший в Индонезии, владелец местных пароходов и потрясающе красивых шхун Пиниси, которые под его супервайзерством строятся на Сулавеси, тут же предупредил меня не брать никакое другое такси, кроме голубого.

Но и водитель «голубого» Ринат Сунануддин содрал с меня на 30 тысяч рупий больше, несмотря на то что по выезде с аэропорта мне была выдана местным охранником бумажка о возможности обжалования требований водителя.

Конечно, Джакарта на въезде потрясает своими трущобами. Их бомжам разрешили отстраиваться, где придется. Почему наш бомж должен был сдохнуть в назидание грядущему пепсикольному поколению? Но кто теперь не бомж, в нашем гламурно-глобализированном мире? Может быть, Абрамович?

Столпотворение и нагромождение деревях, железяк, кирпичных и цементных кладок, всяких украшений… Мы проезжали мимо заброшенной всеми то ли ступы, то ли какого-то индуистского изваяния – бесценного творения, до которого пока не дошли руки беспечных индонезийских властей… Говорят, что основная проблема этого правительства – страшная коррупция. Я думал над этим вопросом и пока что пришел к мысли, что по сравнению с американской коррупцией или нашей родной, это, скорее всего, детский сад.

Я вспомнил об истории со стариком Бородубуром – ныне одной из главных туристских достопримечательностей страны, самого большого в мире буддистского храма. Когда в 70-х туда приехала советская делегация (на самом деле, туда пошли несколько человек, знакомых с тем, что это такое) храм стоял в полном запустении, и в нем бесились сотни или тысячи обезьян. Русские дипломаты уносили ноги под проливным дождем – но зрелище осталось с ними на всю жизнь. Прошло еще много лет, прежде чем храм восстановили и пометили в турбюро.

Вот и слово нашлось, равно применимое к нашим странам. Распиздяйство. Или – для печати – раздолбайство. Я не знаю, как перевести его на инглиш – мучаюсь этим вот уже двадцать лет. То, чем была богата Россия, что всегда воспевалось поэтами – что всегда и было поэзией этой страны. Беспечность, иными словами. Пушкинизм.

Но такого пофигизма я еще не встречал – споткнулся извозчик посреди главной улицы, и под колеса мотоциклов и машин катятся кочаны капусты. Всем очень весело. Футбол и фигурное катание одновременно! Я не мог понять, как можно смеяться на улицах Джакарты, в смоге и выхлопных газах… Один грузовик грациозно объезжал играющих на проезжей части детей…

По джакарстким хайвеям мы неслись на всех парах, но пробки на узких улочках – это испытание на вежливость. Мотоциклы, велосипеды, мото-рикши, деревянные повозки, современные автомобили… Все это едва касается друг друга, оставляя незаметную дистанцию. На тротуарах посиделки, семейные обеды, нирвана. Надо всем властвует дух успокоенности, хоть воздух и напоен удушающими газами. Наверное, экваториальное солнышко, проникая в темечко, настраивает на лад умиротворения. Вот мы и в гостинице. Здороваюсь с двумя малярами-индонезийцами, но отвечает мне сходящий со ступенек англосакс-европеоид. За бабами, небось, приехал, бледнолицый.

Джалан (улица) Джакса, что прямо посреди Джакарты – то самое место, куда поставил свою первую ногу голландский колонизатор, с ходу одуревший от местного колорита. Европейскому господству здесь около трех сотен лет. Я немного выспался в отеле, договорился о встрече с Робином, и неровной походкой новоявленного господина прохожу уже здесь, раскланиваясь с местным колоритом.

– Культурный шок, – говорит Робин. – Ну да, мало не покажется.

Робин думает быстрее меня, и мне нужно вприпрыжку бежать за его мыслью. Его жена, прекрасная индонезийка Рима, отправляется в Росток, в Германию, где стоит их шхуна, которая будет принимать участие в регате. Рима очень хрупкая и тонкая, но, судя по всему, знатный судоводитель. Американец Брайен, что бежал из штата Колорадо, советует ей выступить там, как настоящая амазонка, приодевшись в традиционное бикини из пальмовых листьев – пущай немец знает наших!

«Я вам говорю, Германия – самая засратая дыра Европы!» «Ничего, – объясняет Робин, – это здесь он орет, на корабле он само спокойствие». Мы сидим в кафе-столовой, где-то за стенкой стрекочет пишущая машинка в турбюро. Еда повкуснее, чем у нас в столовых, прянее, хотя те же родные макароны с курицей. Подходит дедушка-книжник из белых, с легким перегаром, здоровается, предлагает английские книги. Одна из них – о культуре неандертальцев. Разговоры с перебиванием друг друга, как у нас на пьяной горке. Идем брать мне билет на Сулавеси. В офисе часы идут вперед на 20 минут! Компьютеры такие, как у нас десять лет назад. Прямо перед носом – собор Василия Блаженного. Добро пожаловать в Москву!

«Сорок евро за двух-с-половиной часовой перелет! – Робин очень доволен за меня. – Вместе с услугами агентства! Хорошая цена, не так ли?»

Вот я на Сулавеси, мысленно. А я боялся, что не разберусь со всей этой ерундой. Одна минута!

Идем пропустить по пиву в открытый бар. Ступеньки из тропических бревен. Компания сидит и галдит. Много разных людей. Я, как новоприбывший, немного в центре событий. Пьем с Римой за президента Сукарно. Сухарто – плохой, Сукарно – хороший, это главное, что надо знать про индонезийскую политику. С Сукарно мы дружили. Их студенты приезжали, наши учились у них. Сукарно тоже проповедовал кукурузу (известно, по чьему примеру) и кормил ей наших дипломатов. Сухарто же позволил мировым корпорациям выкачивать бабки из плодородных земель Индонезии. Но об этом потом.

Итак, все намылились в диско, и я с ними. Такси, такси!

Короче, что мне сказать про все ваши дискотеки… стар я уже стал гопака отплясывать… через силу многое дается… Хорошо мне было сидеть с бабами за столиком, на втором этаже, в относительной тишине, слушать из колонок реггей Буджу Бантона и рассказывать им о Буджу. Рядом Интернет. Книжные полки с книгами на аглицком и на бахаса-индонезия. Телик с гольфом и футболом размером в две простыни. Виски со льдом. Как взрослые посидели, поговорили о том, о сем. Девушки все, словно из самых разных племен: такие и сякие. Одна, Руми, подействовала на меня убийственно. Но я уже связался с Экой, и все покатило как по маслу. Она предупредила меня, что она плохая девушка. Может тебе еще и денег надо давать? Конечно, вы бедные, а мы богатые. Ладно уж, дадим. Потащили они меня в дискотеку. И тут нам следует остановиться и пофилософствовать.

Понимаете, все чудесно, просто бесподобно, приятные разговоры с дамами, но надо тащить себя в этот бум-бум-бум, в эту страшную духотищу, отсутствие нормальной музыки, в чад откровенной похоти и дерганье чресел. Азия в своей чувственной изысканности, заключенная в техно-ритмы и подиум, где должны танцевать только «звезды». А остальному народу не станцевать, потому что духотища и музыка дебильная. Пот течет рекой, блестит коричневая плоть, блестят дешевые украшения, все целуются-обнимаются. Вот она, столичная дискотека! Но если честно, музыка не работает. И я скажу, что я противник этой долбаной молодежной культуры в ее тупейших формах. Ты должен выживать и показывать себя – таково требование этого пространства. А мне уже не до тисканий, потому что в уши долбит вся эта мудня, тынц-тынц-тынц. Виски? Только виски смогло меня спасти, и я станцевал практически один среди этой толпы, раскрутив небольшое местечко вокруг себя, приведя его в некое движение.

Но вскоре обессилел, провалившись в самые нижние чакры, общупав всех окружающих баб, произведя кое-какой фурор. И когда я вернулся наверх, к книжкам, тяжело мне было, братцы. Я даже не знал, как сказать «поехали ко мне». Настолько это пространство высосало меня.

Самое прикольное, что на бешеные танцы сподвигли меня две бабушки, которые, увидев меня, грустного, пальцами показали, что девок тут десять и еще десять, и какого хрена я скучаю… Вот так работает местная секс-индустрия.

Никогда и нигде я не видел такой мощной откровенной сногсшибательной секс-индустрии, как в этой дискотеке Блок М на джалан Фалетехан (сдаю вам, братцы, все адреса, на случай если захотите проверить).

Опять сижу с девками – Идой, Руми и Экой. Вернулся Брайен и начал меня образовывать на предмет таксистов: с ними пожестче. Они наши враги. Торгуйся до последнего. С девками тоже пожестче. У тебя есть кондом? Я отвечаю, Брайен, давай я тебе расскажу свою маленькую философию. Она заключается вот в чем: я отрицаю все гондоны.

Руни меня поддержала, указав Брайену на несовместность любви и гондонов. «Но как же СПИД?» – нешуточно спросил озадаченный янки. Я ответил краткой лекцией о международном положении: гондоны – это хитрый-бизнес, трюк мировых фармо-корпораций, объединившихся с производителями резиновых изделий, чтобы дурачить народы мира. Никакого СПИДа нет, что бы ни говорил один гмо-специалист, утверждавший, что видел этот вирус в свой мелкоскоп. Это мой любимый конек, но я не буду портить прекрасный вечерок скучным политпросветом.

– Ну ты и придурок, – сказал Брайен. Не так грубо, конечно.

– Зачем вы людей обманываете? – ответил я.

Я повез Эку домой. Она говорила о Сулавеси, как мы в Москве говорим о Сочи или Крыме: завидую, там сейчас хорошо.

Короче, утром нас разбудил напевный крик муэдзина, пропущенный через громкоговорители. Он ворвался в открытое окно, как что-то потустороннее. Наконец-то после многолетнего перерывчика я вложил свое исстрадавшееся семя жизни в прекрасное лоно девушки, почти не знавшей порока. Я был счастлив, как мамонт, ухитрившийся пережить эру оледенения.

Продолжение

На Главную блог-книги "Список кораблей"