Предисловие – здесь. Предыдущее – здесь.

Да, рынок это что-то. Если объединить всю барахолку на Удельной (которую, я надеюсь, еще не скоро уничтожит Матвиенко) со всеми уничтоженными барахолками, вряд ли она сможет с ним конкурировать. Этот рынок обслуживает зону в 5-7 км, потому что в другой деревушке Памбусуанг уже другой такой же рынок. Проехались на конской повозке – Чайна где-то ее раздобыл (заказал у соседа). Ипа поехала, я и еще один мальчик. Сидим, поджав ноги, смеемся, потряхивает нас. У рынка сотни таких повозок, отпускаем извозчика, проходим вглубь, меня все сканируют. Ведем долгие переговоры с Ипой, которая пишет мне на бумажке, что купить и протягивает словарик. Я говорю, покупай, что вам нужно на эти 100000 рупий (десятку уе), мне диск мандар-мьюзик и чаю, которого у вас нет. У прилавка музыкального магазина устраиваем небольшие танцы, что-то говорит мне подошедшая девушка внушительного вида, мне тут же ее сватают (бабушка, конечно), я тут же соглашаюсь. Китаец приглашает к себе под навес, спрашивает религию, говорю – русский ортодокс, нормально, говорит, мы тут все муслимы. Я не католик, говорю, не протестант, а толк у нас – русско-эфиопский. Нормально, говорит.

Дело в том, что я их выше всех на голову или две, и это немного мешает полной адаптации. Стараюсь быстро присесть или прилечь. Иначе я как мечеть ихняя тут.

В Памбусуанге вода хуже, чем в морской деревне Ламбе. Гнилостный запах сточных канав и стоячих луж, видимо, единственное, что добавляет грусть мироощущению. Попив кофеек у Хамсы, я начал чувствовать легкую тошноту. Но сразу надо просить красный перец и заедать все этим огнем. Огонь перца все убивает. После кофейка в Мамуджу тоже не по себе было. Рассказал это в Ламбе, они все смеялись и радовались тому, что у них самая чистая вода. Они добавляют в свою воду немного марганцовки, так что она чуть розоватая. Ипа придумала, наверное. Она тут главная заводила.

За день до этого, когда мы сделали остановку в Палу Палу (городке), военные с Хорстом потащили меня в закусочную на второй этаж, и я так хотел пить, что выпил стакан со льдом и сделал глоток из чашки с водой, предназначенной для мытья рук. Перепутал. Поплохело мне не сразу, но когда я спускался по лестнице, то почувствовал полное затмение. Ну, думаю, хана. Порылся в рюкзаке, нашел тинидазол и выпил его вместе с трихополом (как советовал Леша Фоминенко). Все прошло. Но момент был тяжелый – спускаюсь с лестницы, и сознание меркнет, от жары и усталости, помноженной на отравление. Едва дошел до грузовика. Стою у сточной канавы, вдыхая запахи – и совсем плохо стало. Провалился в местную преисподнюю. Но две таблетки тинидазола – и все как рукой сняло. Так что берите с собой тинидазол.

Таким образом, этот предмет мы и будем тут изучать. Будем с водичкой здешней работать. Думаю, разберемся.

Сейчас передо мной снова чашка кофе с водичкой Памбусуанга (к которой я привык уже), ветер веет легким гнилостным запахом местных канав, дымком костра где-то вдали, запахами прелых листьев бананового дерева, женщина стучит прялкой в соседнем окне, все мне улыбаются, красавица Нурайни ставит передо мной бананы раджи и чашку для мытья пальцев, громко играет кайфовая музыка мандар с мусульманским оттенком, но глубоко традиционная… темнеет уже, банановое дерево машет как мельница своими громадными листьями, пришел некто Рахман с жидкой муслимской бородкой и его друг Буки, и есть у нас идея сходить в горы завтра (вряд ли осуществимая). В горах тоже есть деревни, это в 2-4 км от Памбусуанга.

Нурайни (видимо, превращаясь в свою учительницу) так долго вдалбливала в меня индонезийские числительные – тюджюн, делапан, сембилан… – что даже замерзла и накинула еще один сарунг… Как я отдыхаю от этого придурка Алина, который обязательно ввалится под вечер и начнет свою ересь… Нурайни принесла подушку и спит себе на полу из досок (очень скрипучих и очень тонких – красное или даже черное дерево! десятка по крепости как наша двадцатка!). Нурайни – дочь Хамсы, который умчался куда-то по поручению “Мистера Хоса” (скорее всего опять бай-бай) и оставил меня на попечение своей семьи. На Нурайни долго смотреть нельзя, потому что она само заглядение, а ей всего 10 лет. Мальчика я не знаю, как зовут, он мастерит воздушного змея, строгая гигантским мачете маленькую палочку. Я на крайнем Юго-востоке, уже переходящим в Тихий океан… вот куда занесло меня братцы…

Хамса пришел уже к полночи, еще налил мне кофе, сигарет принес, опять курить, опять кофе, мои сигареты опять раскритиковал, а когда он ушел, я поприкаловался над ним с его женой Далмией, говорю – не дает курить мне мои сигареты, без фильтра сигареты, все время сует свои, ноу гуд говорит Бокормас, кури Тига Боля, а я люблю без фильтра Бокормас… Ноу, говорит, ноу гуд, нельзя его курить.

Пришел Хамса, встретил наш смех и критику, потом все ушли, мы одни остались, поговорили с ним еще, перебудили весь дом в поисках какого-то мандарского сиди, маму разбудили, через сына перешагнули, пол скрипит, гость проснулся (спать, спать!), я башкой стукнулся об притолку, и все из-за какого-то сиди, качак пучук, которое потом прыгало и не давало послушать музыку, что сподвигло меня на пламенную речь. Насколько кассета лучше! Не люблю сиди. В машине они прыгают, в плеере прыгают, ритм сбивают, год-два и можно их выкидывать. А кассету можно сто лет слушать. Опять нас Музпром опустил. Что в России, что в Индонезии, везде эти сиди прыгают. Хамса понял: «Си Ди Но Гуд», – грустно согласился он, словно я разбил его лучшие мечты.

Продолжение

На Главную блог-книги "Список кораблей"