www.peremeny.ru-портал вечного возвращения
Сергей Есенин поступил с Велимиром Хлебниковым, как Пикассо с Руссо.
Хлебников был футуристом (от futurum – будущее), творцом «новояза» и соратником Маяковского. Поэт-бродяга скромно называл себя Председателем Земного Шара. Анатолий Мариенгоф так описывает в «Романе без вранья» коронацию Велимира в Харькове в 1920 году: «Есенин говорит: “Велимир Викторович, вы – Председатель Земного Шара. Мы хотим в Городском харьковском театре всенародным и торжественным церемониалом упрочить ваше избрание”. Неделю спустя перед тысячеглазым залом совершается ритуал. В заключение как символ Земного Шара надеваем ему на палец кольцо, взятое на минуточку у участника вечера – Бориса Глубовского. Опускается занавес. Глубовский подходит к Хлебникову: “Велимир, снимай кольцо”. Хлебников смотрит на него испуганно и прячет руку за спину. Глубовский сердится: “Брось дурака ломать, отдавай кольцо!” Есенин надрывается от смеха. У Хлебникова белеют губы: “Это… это… символ Земного Шара… А я – вот… меня… Есенин и Мариенгоф в Председатели…” Глубовский, теряя терпение, грубо стаскивает кольцо с пальца. Председатель Земного Шара, уткнувшись в пыльную театральную кулису, плачет светлыми и большими, как у лошади, слезами».
Ван Гог – из той же категории гениальных чудаков.
Чем бы он ни занимался, он доводил это до абсурда в силу своего характера. В молодости он пытался быть миссионером среди шахтеров, но церковное начальство запретило ему проповедовать «из-за чрезмерного рвения».
Примерно так же страстно он увлекся живописью. Но пришлось жить на средства брата. Несмотря на полузависимое, нищенское существование, он совершенно бескомпромиссен во всем, что касается ремесла. На холсте он делает все, что хочет, повинуясь исключительно движению собственных эмоций. Его вещи полностью отражают и его увлечение абсентом. И воспаленными, яркими красками передают частичное безумие. И потребность в солнечном покое любви.
Самый знаменитый случай, прославивший Винсента – отрезание уха. Впечатляет такая деталь. Когда после ссоры с Гогеном Ван Гог отрезал себе бритвой нижнюю часть левого уха, он завернул ее в тряпочку и… в виде подарка преподнес знакомой проститутке. Та упала в обморок. За этот «подвиг» его поместили в психбольницу. Там он делает свой знаменитый «Автопортрет с отрезанным ухом и трубкой». На этом портрете он удивительно напоминает Даниила Хармса. В его глазах – отчаяние от бесконечной неприспособленности. Той, от которой страдал и русский писатель-абсурдист.
Поговорим о Хармсе. В силу того, что советское правительство абсурдистское искусство не приветствовало, Хармс был вынужден «уйти» в детские стихи («Жил на свете старичок маленького роста, и смеялся старичок чрезвычайно просто…»). Он – штатный сотрудник популярных детских журналов «Чиж» и «Еж». Вот отрывок о Хармсе из дневника великого детского поэта Корнея Чуковского: «Встретил Хармса. Он рассказал, что страшно заболел в Тамбове. Померил температуру – 41оС. Лихорадило всю ночь. И только к утру выяснилось, что неисправен термометр. Типичная история для Хармса», – делает вывод Чуковский.
Хармс наряду с детскими стихами и абсурдной прозой создает оригинальные псевдоисторические анекдоты. Появились они вначале о Пушкине как реакция на официальный пафос по поводу столетия смерти поэта в 1937 году. Затем героями его анекдотов становятся Лев и Алексей Толстые, Гоголь, Достоевский, Лермонтов, Тургенев и прочие классики и современники.
В атмосфере тотального сталинского террора рождается, например, такой «исторический» очерк: «Однажды Гоголь написал роман. Сатирический. Про одного хорошего человека, попавшего в лагерь на Колыму. Начальника лагеря зовут Николай Павлович (намек на царя). И вот он с помощью уголовников травит этого хорошего человека и доводит до смерти. Гоголь назвал роман “Герой нашего времени”. Подписался: “Пушкин”. И отнес Тургеневу, чтобы напечатать в журнале. Тургенев был человек робкий. Он прочитал роман и покрылся холодным потом. Решил скорее все отредактировать. И отредактировал. Место действия он перенес на Кавказ. Заключенного заменил офицером. Вместо уголовников у него стали красивые девушки, и не они обижают героя, а он их. Николая Павловича он переименовал в Максим Максимыча. Зачеркнул “Пушкин”, а написал “Лермонтов”. Поскорее отправил рукопись в редакцию, отер холодный пот и лег спать. Вдруг посреди сладкого сна его пронзила кошмарная мысль. Название! Название-то он не изменил! Тут же, почти не одеваясь, он уехал в Баден-Баден».
купить книгу можно .
