16 декабря в Москве скончался знаменитый экономист, политический и общественный деятель Егор Гайдар. Смерть наступила из-за оторвавшегося тромба. Если так, то она настигла его неожиданно. Что ж, так бывает с людьми, живущими в атмосфере смерти. Данная статья была написана Олегом Давыдовым для «Независимой газеты» (и опубликована в ней под названием «Генотип Гайдара») очень давно, вскоре после политической смерти Егора Гайдара. Тогда она была опубликована с большими сокращениями (газета, как известно, не резиновая). Сейчас публикуется целиком, поскольку не только не потеряла свой актуальности, но и очень подходит для поминок по разрушителю и самоубийце, не ведавшему что творит.
Admin

Оглядываясь на прошедшие события, иногда очень трудно понять, что заставило тебя предпринять те или иные шаги. Вот и Борис Ельцин в своих «Записках президента», пытаясь найти истинную причину того, почему он сделал прорабом реформ именно Егора Тимуровича Гайдара, все никак не может найти окончательного ответа и заключает так: «…И все-таки внятно объяснить свой выбор все равно непросто. Самое главное – и теперь я в нем не раскаиваюсь. И еще знаете, что любопытно – на меня не могла не подействовать магия имени. Аркадий Гайдар – с этим именем выросли целые поколения советских детей. И я в том числе. И мои дочери. Егор Гайдар – внук писателя. И я поверил еще и в природный наследственный талант Егора Тимуровича».

К теме «Ельцин – Гайдар» мы еще вернемся. А что касается «магии имени», она и правда в те времена действовала на многих. Например, когда Е.Т. осенью 91-го был назначен вице-премьером правительства и пришел представляться депутатам Верхсовета, первый вопрос, который они ему задали, звучал так: «Ну, дедушку-то вашего все знают. А вы что делать собираетесь?» Ах эта пагубная самонадеянность депутатского корпуса, зачарованного пассами советской пропаганды, десятилетиями наполнявшей магической силой непонятное слово «Гайдар»! Разумеется, народные избранники, как и Ельцин, знали это слово, многие даже читали книжки, подписанные этим псевдонимом. Но это вовсе не значит, что они знали дедушку. А иначе, может быть, не задавали бы вопроса: что внук собирается делать? Потому что знающим дедушку ответ был известен.

В настоящей статье мы постараемся разобраться в том, что такое гайдаровский «природный наследственный талант». А для того, чтобы в этом разобраться, придется сначала заняться дедушкой.

Каратель и писатель

Официальная биография Аркадия Петровича Голикова (Гайдара) достаточно хорошо известна: в 1918 году, в неполных 14 лет, он пошел в Красную армию. В 17 лет он уже был «командиром 58-го отдельного полка по борьбе с бандитизмом, – это на антоновщине», – как сказано в его “Автобиографии”. “Вышел я из армии в декабре 1924 года, потому что заболел». Потом сразу стал писать и писал до конца жизни. Погиб в 1941 году в партизанском отряде.

Образцовое житие. А вот в жизни Аркадия Гайдара есть довольно темные страницы. Е.Т. в книжке «Дни поражений и побед» сообщает, ссылаясь на своего отца, что дед Гайдар «всегда отказывался рассказывать что-либо о гражданской войне». Судя по дневникам, детского писателя мучило нечто, что он обозначал словами «тревога», «совесть», «вина», «болезнь». В этих дневниках можно прочесть: «Снятся мне убитые мною в юности на войне люди». Кое-какой свет на эти мучения был пролит еще в перестроечные годы. Тогда в «Огоньке» и «Литературной газете» появились свидетельства, которые отчасти прояснили ту таинственную «болезнь», из-за которой Аркадий Голиков был отчислен из армии.

Например, Солоухин в «Огоньке» уверял, что в Хакасии, куда Голиков в свое время был брошен на борьбу с повстанцами Соловьева, Гайдара называли палачом даже еще в 80-е годы, и сообщал, что его друг хакас Михаил Кильчаков рассказал ему о том, как Гайдар посадил в баню 16 заложников и поставил им условие, что если они к утру не скажут ему, где скрываются бандиты – расстрел. А те просто не знали. И вот утром юный Аркадий Петрович стал выпускать их из бани по одному и лично стрелял каждому в затылок. Это немного напоминает зверства чеченцев, которые сейчас иногда показывают по телевизору.

Известен также случай, когда, несмотря на приказ доставить пленных в штаб для допроса, Аркадий Петрович расстрелял их – потому что не хотел давать людей для конвоя. Вот за невыполнение этого приказа его и наказали, завели на него уголовное дело.

Но суд так и не состоялся, хотя следствию было очевидно, что Голиков совершил, «пользуясь своим служебным положением, целый ряд преступлений» (по заключению командира частей особого назначения губернии). Голиков был просто комиссован из армии с диагнозом «травматический невроз». Тогда считалось, что болезнь эта возникает в частности из-за ушибов головы и позвоночника. Ушиб был получен Аркадием в 19-м году, когда разорвавшийся рядом снаряд сбросил мальчика с лошади. Считается, что симптоматика травматического невроза (повышенная возбудимость, нарушения сна, снижение интеллектуальных способностей, склонность к жестокости) проявляется примерно через десять лет после травмы. У Гайдара это проявилось через три года. Борис Камов, автор статьи в «Литературной газете» (№ 5. 1990), из которой можно почерпнуть некоторую информацию о деле Голикова и симптомах болезни Гайдара, называет причиной ускорения болезни «физические и нравственные перегрузки в период созревания организма». Может и так, но только дело этим не ограничивается.

«Болезнь характера»

Еще до назначения в Ачинско-Минусинский район Аркадий Голиков приобрел богатый опыт борьбы с восставшими крестьянами Тамбовской губернии. Так что в Хакасии быстро разобрался в ситуации: большая часть местного населения поддерживает боевиков Соловьева, значит прямое подавление восстания бесперспективно, нужны какие-то нетривиальные методы борьбы. Голиков стал вербовать агентуру – главным образом перевербовывать захваченных лазутчиков Соловьева. Расплачивался дефицитной мануфактурой. Разумно.

А вот что пикантно: юный командир производил не только эти абсолютно рациональные процедуры, но еще сопровождал их следующими странными действиями: писал на куске полотна мандат: такой-то «состоит у меня разведчиком. Начальник боерайона ЧОН 2 Голиков». Далее – цитирую Камова: – «делал надрез на своей руке, обмакивал в кровь печать и прикладывал ее к тряпке». Этот ритуал как правило приводил завербованных в шоковое состояние, и, выйдя на свободу, они немедленно бежали спасаться – либо в тайгу к Соловьеву, либо в город к начальству Голикова.

Впоследствии, когда Голиков уже стал Гайдаром, он продолжал экспериментировать с кровью. Борис Закс, близко знавший Гайдара, сообщает в своих «Заметках очевидца»: «Гайдар резался. Лезвием безопасной бритвы. У него отнимали одно лезвие, но стоило отвернуться, и он уже резался другим. Попросился в уборную, заперся, не отвечает. Взломали дверь, а он опять режется… Все полы в квартире были залиты свернувшейся крупными сгустками кровью… При этом не похоже было, что он стремится покончить с собой. Он не пытался нанести себе смертельную рану. Просто устраивал своего рода «шахсей-вахсей». Позже, уже в Москве, мне случалось видеть его в одних трусах. Вся грудь и руки ниже плеч были сплошь – один к одному – покрыты огромными шрамами. Ясно было, он резался не один раз…». Это сочеталось с тяжелыми запоями. Возможно, Аркадий Петрович водкой пытался лечиться от одолевавшей его внутренней тревоги. Но водка не помогала.

За несколько месяцев до смерти он оставил в своем дневнике следующий анамнез: «Сижу – думаю. Раньше я был уверен, что все пустяки. Но, очевидно, я на самом деле болен. Иначе, откуда эта легкая ранимость и часто безотчетная тревога? И это, очевидно, болезнь характера. Никак не могу определить, в чем дело? И откуда у меня ощущение большой вины. Иногда оно уходит, становится спокойно, радостно, иногда незаметно подползает. И тогда горит у меня сердце и не смотрят людям в лицо глаза прямо».

Конечно, предвоенная жизнь давала основания для тревоги. Е.Т. сообщает со слов отца: «Для деда тяжелейшей трагедией был арест ведущих военачальников гражданской войны, у которых он служил: Тухачевского, Блюхера. Он не мог поверить в их измену и одновременно в то, что обвинение ложно». Ну это еще не повод для того, чтобы ждать войны как выхода. А писатель ждал. «Война для деда в каком-то смысле была выходом. Она устраняла психологическую внутреннюю раздвоенность, вновь четко и определенно разделяла мир на своих и смертельных врагов, требовала ясных решений, личного мужества, готовности умереть за дело, в которое веришь, не мучаясь сомнениями, а правое ли это дело».

Ох уж эта гайдаровская «готовность умереть» (и между прочим – убить). Как только началась война, Аркадий Петрович попросился на фронт. Когда в октябре 41-го партизаны, с которыми был Гайдар, напоролись на немцев, человек, которому старались подражать миллионы советских детей, вскочил во весь рост перед немецкими пулеметами и крикнул своим товарищам: «Вперед! За мной!». Но те почему-то не захотели идти за ним в могилу – тихонько отползли и потом рассказали товарищам об этой бессмысленной смерти, похожей на самоубийство.

Товарищ – маузер

У нас принято все сводить на мораль: человек упал с лошади, у него из-за этого развился травматический невроз, из-за которого он расстрелял много людей, но потом из-за этого очень мучился, пил, резал себе тело; наконец, не выдержав мук, покончил с собой, и этот процесс называют «искуплением» (именно это слово стоит в заглавии статьи Камова в «Литературной газете»). “Искупление” — достойное увенчание жития раскаявшегося грешника, который, конечно же, изначально был чист как стеклышко.

Люди, которым претит ходульная агиография, и которые ближе знают художества нашего праведника, пытаются свести все на идеологию. Вот Егор Гайдар пишет: «Надо понимать, что такое гражданская война, какая страшная судьба, какая огромная тяжесть за всем этим стоит, сколько убитых тобой или по твоему приказу, – пусть даже во имя дела, которое тебе кажется правым, – твоих соотечественников». Хорошо, но ведь эти возвышенные оправдания только замутняют существо дела, скрывают тот факт, что в психике писателя было нечто, что заставляло его совершать бессмысленно жестокие действия по отношению к окружающим. А когда это было невозможно, то – по отношению к себе.

Если отбросить мораль и идеологию, вышеупомянутые странности поведения Аркадия Гайдара хорошо укладываются в то, что Эрих Фромм описывает как «некрофильский характер». В книге «Анатомия деструктивности» он следующим образом определяет некрофилию (в характерологическом смысле этого слова): это «страстное влечение ко всему мертвому, разлагающемуся, гниющему, нездоровому. Это страсть делать живое неживым, разрушать во имя одного лишь разрушения. Это повышенный интерес ко всему чисто механическому. Это стремление расчленять живые структуры».

Что и говорить, мы слишком мало знаем об интимной жизни Аркадия Гайдара, но ведь есть его книги, а тексты всякого писателя – те же сны, прекрасный материал для психоанализа. Например, знаменитая «Школа». По ней, правда, нельзя изучать биографию Голикова (хоть книга и считается автобиографической, и там даже главный герой носит фамилию Гориков, но — слишком много расхождений с реальными фактами). А вот духовную, так сказать, биографию Гайдара изучить по ней очень даже можно.

И что же обнаруживаем в гайдаровской «Школе»? Детство, проведенное – почему-то уж автору так захотелось! – на кладбище (друг Горикова – сын кладбищенского сторожа), и присланный отцом с фронта маузер. Симптоматичный подарок тринадцатилетнему сыну! Дезертировавшего отца вскоре арестовали на том же кладбище. Последние его слова, обращенные к сыну: «Время, брат, идет… веселое!» После этого отца быстро расстреляли (в реальности было не так), а подарок остался. Этот отцовский дар юный герой все любовно поглаживает… Символ определенно эротический. Но пистолет это как бы детородный орган наоборот. Орудие смерти. И действительно, отцовский маузер оказывается тем крючком, который втягивает ребенка в область смерти, гражданской войны. Бегство из школы, из родного города, как бы случайное первое убийство – все это происходит из-за завещанного отцом маузера. Далее, с приходом в Красную армию, сплошняком одна смерть. Ясное и отчетливое описание становления унаследованного по отцовской линии некрофильского характера. Травмы и перегрузки, конечно, могли этому способствовать.

Продолжение