НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

Разумеется, вовсе не обязательно всякому человеку, пережившему опыт инициации (вроде того, что пережил Бельбо), немедленно бросаться превращать этот опыт в текст. Как раз наоборот: если ты такой опыт пережил и усвоил, тебе и в голову не придет его описывать. «Знающий не говорит, говорящий не знает». Бельбо нечто пережил и стал избавляться от пережитого путем написания текстов. А потом, поняв, что его тексты ничего из пережитого не выражают (говорящий не знает), стал редактором, то есть – человеком, следящим за тем, чтобы текст не отклонялся от нормы.

Понятно, что Якопо Бельбо не мог ничего написать, воплотить свой ненормативный опыт, именно потому, что в нем, Бельбо, изначально сидел маленький редактор. И Эко вполне определенно намекает на то, откуда он взялся. Отец запрещает Якопо играть на трубе: если хочешь, играй на рояле, это нормальней, соседи не станут возражать. Такой прозрачный отсыл к психоанализу объясняет, конечно, почему из Бельбо не вышел писатель, а вышел редактор. Но, право же, это какое-то слишком расхожее объяснение, взятое из обычного набора интеллигентских объяснений и вставленное в роман. Так мог бы написать и Бельбо, если бы не пережил момент истины, играя во время похорон на трубе (на которой, напомню, он не умел играть).

В чем разница между Бельбо и Эко? В том, что первый соприкоснулся с некоей истиной, попробовал ее воплотить, попал под отцовский запрет (Сверх-Я), стал стражем нормы, диктуемой этим Сверх-Я, но все мучился и при первом же удобном случае бежал в безумие составления Плана, который, собственно, и возник из того детского инициатического переживания, которое было деформировано отцовским запретом играть на трубе. Представьте, вместо свободного дыхания, прямого контакта с небесами через волшебную трубу (или флейту), строгий отец предлагает вам нормативное перебирание клавиш рояля, оборачивающееся в конце концов битьем по клавиатуре компьютера Абулафии. Ну, как тут не стать неудачником или редактором.

А Эко? Он стал успешным писателем, но, судя по его текстам, никаких инициаций никогда не переживал. Только слышал или читал, что такое бывает. И потому его описание переживаний Бельбо выглядит так поверхностно, ходульного, безжизненно (перечитайте предыдущий пост, я специально цитировал Эко так длинно). Автор «маятника Фуко» знает, что в принципе вот как-то так должно быть, но не имеет опыта инициации, в ходе и в результате которой возможно всякое. Тут, знаете, можно и Царице Мира в подол наблевать, и стать нравственным уродом, и остаться калекой на всю жизнь. Впрочем, слава богу, это не обязательно. У меня нет намерения обвинить знаменитого писателя в том, что его герой не обосрался. Я просто говорю, что описание инициации Бельбо – уж слишком литературно, слишком напоминает нечто уже где-то читанное. У Эко все нормативно. И Казобон, ознакомившись с Бумагами Бельбо, тоже извлекает из его текста какое-то нестерпимо благопристойное, литературное, заранее вычитанное им откуда-то понимание того, что случилось:

Где я читал, что в заключительное мгновенье, когда жизнь, поверхность на поверхности, напитывается опытом, тебе все становится известно, и тайна и власть и слава, и зачем ты рожден, и почему умираешь, и как все могло бы произойти совершенно иначе? Ты умудрен. Но высшая мудрость, в это мгновение, состоит в том, чтобы знать, что ты узнаешь все на свете слишком поздно. Все становится понятно тогда, когда нечего понимать.

Я сейчас знаю, каковы Законы Царства, бедного, отчаявшегося, расхристанного Мальхута, куда укрылась Мудрость, пробираючись ощупью, чтобы отыскать свою утраченную ясность. Истина Мальхута, единственная истина, сияющая в ночи сефирот, это та Мудрость, которая нагой открывается в Мальхуте, и открывает, что ее тайна состоит в том, чтобы не бывать, если только не на мгновенье, и вдобавок не на последнее. Потом за тобой начнут Другие.

А с Другими и одержимцы, будут искать бездн, где укрывается тайна, которая есть их безумие.

Это цитата из самого конца «Маятника Фуко», из последней части, которая называется «Мальхут» (все остальные части разумеется, тоже называются по частям Древа Сефирот). Мальхут – это самая нижняя из сефирот, отождествляемая с левой ногой Адама Кадмона. Она соответствует миру плотной материи, состоящему из четырех стихий: огня, воздуха, воды и земли. Земное воплощение Мальхут – внимание! – царь Давид. Каббалисты отождествляют Мальхут с Шехиной, то есть – считают эту Сефиру воплощением женского начала. Но это так, к слову. Опускаю один абзац и продолжаю цитату (но обратите внимание еще на то, что, кроме «одержимцев», в тексте присутствуют какие-то «Другие» с большой буквы, похоже все-таки, это знак безумия Казобона):

Я понял. И уверенность в том, что понимать было нечего, должна по идее гарантировать мой покой и мой триумф. Однако я тут, понявший все на свете, а Они за мной гонятся, полагая, что я обладаю откровением, которого они глухо вожделеют. Недостаточно понять, если другие понять отказываются и продолжают выведывать. Они меня ищут, наверное, они обнаружили мои следы в Париже, знают, что я в этом доме, до сих пор хотят карту. И когда я скажу им, что никакой карты нет, они ее хотеть не перестанут. Что и говорить, прав был Бельбо, иди к чертовой матери, идиот несчастный, что ты хочешь, укокошить меня? И все тут? Ну давай, но что карты то нет, от меня ты не узнаешь, каждый должен дойти своим умом до определенных вещей.

Очень больно мне думать, что я не увижу Лию и ребенка, мое Оно, моего Джулио, мой Философский камень. Но камни умеют жить без нас. Может быть, он как раз сейчас переживает свой Случай. Он нашел мячик, муравья, травинку, и увидел в том, что нашел, бездну, а в бездне рай. Он тоже узнает это слишком поздно. Это хорошо, это правильно. Пусть он проживает вот так, один, день своей жизни. Дьявол. До чего же больно. Ну ладно, как только умру, я о нем забуду.

Ночь глубока, я вылетел из Парижа сегодня утром, я оставил слишком много следов. Они уже успели догадаться, где я укрываюсь. Скоро они будут здесь. Хотел бы я успеть записать все то, что я передумал от сегодняшнего обеда до сейчас. Но Они прочитают и выведут из написанного очередную мрачную теорию и употребят очередную вечность на старания расшифровать тайный посыл, который я якобы спрятал в рассказ своей истории. Этому невозможно верить, скажут они, этот человек рассказывает только о том, как он нас дурачил. Нет, возможно, он сам того не понимает, но Тайное посылает нам шифровки через его злостную беспамятность.

Написал я или нет, неважно. Они все равно будут искать второй смысл, даже в моем молчании. Так уж они сделаны. Они слепы к Откровению. Мальхут есть Мальхут и все тут. Но попробуйте это им объяснить. У них нет веры.

Так уж лучше оставаться здесь, ждать, любоваться холмами. Они очень красивые.

На этих словах роман кончается. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ