Начало романа – здесь. Начало 5-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Сейчас я вот о чем думаю, дорогой читатель, — если я действительно Гермес, то я необходимо должен быть аргоубийцей, а разве я убивал какого-нибудь Аргуса? Не припомню. Я тщательно перебираю все события своей повести — те, что вам уже известны, те, что вам еще предстоит узнать, — перебираю и не нахожу более подходящей кандидатуры на этот пост, чем Фал Палыч Бенедиктов. Ну, во–первых, у него по крайней мере три глаза (на один больше, чем у нас с вами), во-вторых, он страж — охранительные его принципы нам хорошо известны (да ведь он и работал последнее время сторожем). Но смущает вопрос: что это за корова, которую он охранял? Где у меня Ио, где Гера и, наконец, кто Зевс?

Можно конечно попробовать их вычислить. Попробуем! У меня здесь действует всего пять женщин — так вот, кто из них Гера, а кто Ио? Томочку Лядскую и Афродиту Щекотихину мы сразу же сбросим со счетов, остаются значит Лика, Софья и Сара. Ревнива из них только одна — Софья! — значит она Гера. Для того, чтобы решить вопрос, кто Ио? — надо вначале понять, кто же Зевс?

Поскольку посланник это как бы ипостась пославшего, Зевс — я. Но поскольку убийца это тоже ипостась убитого, я — Аргус. Следуя той же логике, скажем: вор — ипостась сторожа, а потому Зевс и Аргус во мне идентичны. Получается, что Бенедиктов — Зевс, но он же и Аргус. Отсюда с необходимостью вытекает, что я — Бенедиктов, а Бенедиктов — я.

Это значит, что я, в качестве Зевса, убиваю Бенедиктова, чтобы занять его место на страже коровы Ио, что в переводе на обыденный язык будет — совокуплением с ней. Однако, с кем же я совокупился, убив Бенедиктова? Не с Ликой, читатель — не беспокойся! — я ее и в глаза-то не видел. С Сарой Сидоровой! Следовательно, она и есть Ио.

Преподав читателю этот образчик неформальной логики, я, для полноты картины, попрошу его еще вообразить, что, после гибели матерого Фалуши, комнату мою наполнил кружащийся, как будто из вспоротой подушки вылетевший, рой павлиньих перьев…

Но могут возразить: а Геннадий Лоренц? — ведь его же вы тоже убили! И вправду, читатель, — совсем позабыл. Бедняга ведь тоже что–то охранял. Но трясущийся Аргус?.. Нет — это как-то не вяжется… Впрочем, предоставляю вам самим доказать (вы ведь теперь, знаете, как это делается), что Геннадий не Аргус, а лишь тень Бенедиктова — некий расслабленный Фал.

Теперь, если хотите, можно, исходя из моего текста, истолковать древний миф об Ио и Аргусе. Что собой представляет Сара? Она хотела бы быть Софией — не Софьей Бурсапастори, которая напоминает скорее ревнивую Геру, а Софией — премудростью. Бенедиктов охраняет от меня эту премудрость (держит ее под спудом — ведь со дня знакомства с ним я ни разу даже и не вспомнил о Сидоровой), он змей, Кронос, Фафнер и так далее — вы это помните, — а я, убивая его, овладеваю ею. Значит, Зевс получает свою мудрость при помощи Гермеса из-под стражи Аргуса, и вот этот миф: Ио — что–то вроде нецеломудренной Афины, а точнее (мне только сейчас приходит это в голову) — Зевс все-таки имеет свою дочь в лице Ио, которая рождает от него в Египте Эпафа. В Египте, читатель! — миф переносит нас в Египет, где, согласно Аполодору, Ио почиталась под именем Исиды. Но ведь вспомните: Сара тоже называла себя Исидой. Вывод напрашивается сам собой: Исида — нецеломудренная Афина. Об этом достаточно.

Но опять же из мифа мы знаем, что волоокая Гера — корова, то есть Ио и Гера тождественны. Выходит фактически, что Гера сама ставит Аргуса охранять себя. Тогда получаем, что Сара и Софья — одно лицо. Но точно также можно было доказать, что и Марина Стефановна — тоже, а значит, и Лика…

То есть, читатель, если бы я был на твоем месте и ошибочно думал бы, что все события, здесь описанные, не произошли на деле, а просто выдуманы, я бы пожалуй тогда — клянусь собственными гениталиями! — сделал такое предположение: «Автор в аллегорической форме описывает себя и свои отношения с какой–то одной женщиной, которая у него почему–то распадается на множество разных образов, и это распадение — есть, так сказать, психологический анализ ситуации». Действительно, очень простой и заманчивый взгляд — ведь все здесь тогда сводится к набору неких стандартных положений, которые целиком описывают психику автора — ни больше, ни меньше.

Вы, дорогой автор, — мог бы сказать я тогда, — набросали перед нами свой автопортрет. ТО, что вы Гермес, — это (пользуясь терминами Юнга) ваша «маска», небесный поклонник — ваше «я» (или по крайней мере — alter ego), Марлинский — «тень», а там, где появляется Бенедиктов, — появляется «зверочеловек»; система из четырех женщин задает образ вашей души («anima»), которой соответствует мужской ее коррелят — Смирнов («animus»), ну и наконец сам автор — «самость» (das Selbst).

Вот так вот запросто, не мудрствуя лукаво, мог бы ты наметить действующих лиц и исполнителей своей драмы, дорогой читатель, а затем, зная, что у человека есть архетипы и комплексы, определяющие сюжет и фабулу его жизни, ты мог бы разыграть эту драму на сцене, подмостками которой будет твое больное воображение.

Продолжение