Начало — здесь. Предыдущее — здесь.

На Сретенском бульваре мне встретились знакомые тела: Серж с перевязанным ухом и совершенно голая Марина Щекотихина, трогательно ухаживающая за ним. Серж явно узнал меня (Тому, читатель), — узнал, но виду не подал. Не заметил! А Марина Стефанна, увлеченная своим новым кавалером, и вправду не замечала ничего вокруг.

Значит это не Томочка, значит опять перемены, значит дома я встречу кого-то другого, если кого-нибудь встречу вообще. Впрочем, возможно, что мне показалось — все-таки совсем голая Венера на улицах Москвы…

***

Через пять минут я звонил к себе. Дверь открыла Марина Стефанна, завернутая в простыню.

— Как вы здесь очутились?

— То есть как, милочка? — отвечала она.

— Я вам не милочка! Как вас зовут?

— Мария…

Уж тут я взбесился — «Мария», читатель!

— А не Марина Стефанна?

Тут она стала оправдываться, впрочем, — весьма неискусно:

— Это со сна! — страшный сон мне приснился. Мне снилось, что я превратилась в калеку — это ужасно! — едва ходишь, вся трясешься, все болит. А потом еще и в Марию… вот я и сказала…

Сон она видела? Нет, читатель, это не Томочка. И никак не Марина — та сейчас где-то с Сержем. Или Серж уже с Томочкой? Нет — не Марина! — разве боги видят сны? Откуда известно, что это был сон? Нет, она не богиня. Все врет! — я уже знаю: это расслабленный. Ведь ему одному только выгодны эти обмены. О, а мне-то уж как надоело быть женщиной! Хватит с меня подчиненно-почвенного положения, когда всякий Марлинский может вот так вот прийти, надругаться, подавить твою женскую гордость и честь…

— И ты часто видишь подобные сны? — спросила я вкрадчивым тоном.

— Да как тебе сказать…

— Хватит ломаться! — заорал я, уже окончательно забывая себя, — хватит! — и, схватив мнимую богиню за прекрасную шею, стал душить.

— Ах, что ты делаешь? — хрипела она, — отпусти. Да за что же?.. Я видела… Страшный сон… О… о птичках…

Я ослабил хватку:

— О птичках? О каких — орлах? канарейках? Оборотень, чтоб ты сдох!..

— Да что ты?

— Что я? — и опять я сдавил это бело-лилейное горло, — сейчас удавлю тебя, сука! Трясун, паралитик, калека…

— Но это ведь только приснилось! — шипела она, — я тряслась, ходила среди клеток… кормила птиц!

Я плюнул, разжал свои пальцы — ну как его изловить!?

Не портить же зной-прекрасное тело Марины Стефанны? — оно-то ни в чем не виновно.

Однако, откуда взялась неколебимая моя уверенность в том, что в этом добротном лоснящемся теле поселился убогий урод? Что это у меня за догматическое богословие такое? — женщина утверждает, что видела сон, значит уже и не богиня. А может она богиня иного характера? И что с того, что минуту назад она была на бульваре? — ведь все здесь так зыбко, ведь можно представить себе, что я начал душить одного, а закончил — кого-то другого… что-нибудь в этом духе.

Но, читатель, мне некогда было раздумывать — я был в аффекте, я энергично душил! И пусть то было «энергией заблуждения» (Лев Толстой), пусть по ошибке душил я Марину Стефанну (еще бы не по ошибке! — душил ее тело, а хотел удушить ведь калеку), пусть, наконец, в тот момент я совсем никого не душил — все же был я на верном пути. Трезвость придет!

Продолжение