Начало романа – здесь. Начало 4-й части – здесь. Предыдущее – здесь.
Тут Марина Стефановна вышла и Олег сказал:
— Странно, что вы меня не узнаете. Я вас сразу узнал… разве не вам я на днях звонил по поводу Госбанка?
— Госбанка?
— Ну да — вы ведь хотите запродать свою идею, как мне сообщил Фал Палыч, и мы должны были встретиться сегодня…
— Так вы хотите приобрести?..
— Интересуюсь! Есть люди, которые смогут ее воплотить…
— Вот как? А почему же… — Я посмотрел на часы, — почему же тогда вы не ждете меня у памятника Пушкину с желтым портфелем в руках?
— Наверно, по той же причине, что вы…
— Как сказать.
— Но к делу.
— К делу: сколько дадите?
И тут у нас завязался торг. Этот Олег оказался прожорливой тварью: он торговался, как таксист — так, словно речь шла о жизни и смерти всего человечества или, по крайности, только его глупой жизни. Собакевич! Я, само собой, тоже старался не уступить:
— Что я вам, спички что ли продаю?
— Да и у меня ведь деньги не казенные.
— То–то и оно, что к казенным денежкам подбираетесь.
— Нет, люди добрые, вы посмотрите на него! — ягненок.
В конце концов мы остановились на смехотворно малой, с моей точки зрения, цифре — тридцать тысяч рублей, — да и то только потому, что она привлекла меня своей брутально–символической откровенностью. Мы сторговались, и я получил задаток — триста рублей, который Олег тут же и вынул из своего желтого портфеля… Не много, но что мне, читатель, терять? — в нынешних условиях, когда каждую секунду так и ждешь какой–нибудь каверзы от Бенедиктова, мне как раз могут весьма пригодиться карманные — триста рублей всего! — деньги. До того дня, когда мы с Олегом обменяемся товаром, я ведь могу и не дожить, а пока… Впрочем, через несколько дней мой покупщик (мы договорились) должен был зайти ко мне со всеми деньгами, чтобы ознакомиться с алгоритмом обогащения и забрать патент на него.
— Марина Стефанна, айда в ресторан — денежки появились, — крикнул я на кухню.
— Идите–ка лучше сюда, — отозвалась она, — мне здесь одной скучно.
Мы вошли, стали пить чай с бутербродами, болтать о каких–то пустяках, ибо при Олеге (который ведь вполне мог оказаться агентом Бенедиктова) говорить о цели моего прихода сюда мне никак не представлялось возможным. Не представлялось даже случая разузнать что–нибудь о той фотографии, которую я сунул в карман. Наконец, потеряв терпение, я вынул эту карточку и напрямик спросил:
— Сколько же вам здесь лет, Марина Стефанна? прекрасная фотография.
— Что это? — спросила она, отрываясь от своего чая, и добавила, усмехнувшись: — мошенник!
— Ну зачем вы так?.. и какое это может иметь значение?.. между старыми друзьями… поднял на полу. Такая фотография…
Олег наклонился, посмотрел и рассмеялся:
— Да, интересная фотография…
— Сколько же вам было лет тогда? — Я понимал бестактность своего вопроса (особенно в присутствии третьего лица), но, может, как раз потому и спрашивал: чтоб позлить. Впрочем, вышло мне на руку. Марина засмеялась и сказала:
— Это было в год рождения Лики.
— В мае, судя по пейзажу, — подхватил я.
— Да, кажется. А что?
— А кто снимал?
— Ой, да разве я помню… кто–кто… — Она на минуту задумалась. — Да Саша и снимал… этим, как его? — стоп кадром или авто — чем–то…
— Спуском, — подсказал я.
— Вот–вот.
Ну вот, читатель, — что и требовалось доказать. К чему же нам еще свидетели? Какое облегчение, не правда ли? Мне этот счастливый случай напоминает столь же случайное открытие рентгеновских лучей — какая глубокая связь и — все фотография. Откровенно сказать, я стал несколько лучше относиться даже к этому желчному грабителю Олегу, после того, как убедился, что дядя Саша Смирнов не дядя, а отец Лики.