Продолжение. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

С Минского шоссе свернули на Окружную. По обе стороны тянулись грязно-белые многоэтажки, всем своим обликом отвергающие архитектуру. Перед ними на микроземельных участках копошилось полуголое население. За остатками стены виднелся железобетонный скелет не то фабрики, не то завода. Там никто не копошился. Стройку начали, бросили и забыли. Из разбитых ржавых ворот вышли две коровы.

На поле, перерытом во всевозможных направлениях глубокими канавами, урчали два экскаватора. Плюясь землей, рыли канаву навстречу друг другу. Рылись, пока ковши не заскрежетали друг о друга. Васька скосил на них глаза и изрек:

– Партия и народ решили – надо. Значит надо.

Небрежно-грязное человечье обитание и бесцельная непонятная деятельность протекали в солнечной расцветающей майской зелени. Весну трудно изгадить.

Симферопольский тракт. Шоссе по-воскресному было безлюдно, и мы без помех катились с горки на горку, с горки на горку. Опершись о Васькины плечи передними лапами, Чен поднял к солнцу и встречному ветру морду и восторженно лаял от ощущения скорости и всемогущего напора жизни. Чен – счастливец. Мы разучились громко радоваться первобытным токам жизни, и в голос не лаем, а только поскуливаем и по другой причине – когда напасти и печали одолевают.

Мы миновали Воронеж стороной и вышли на трассу Воронеж – Курск. На горизонте в жарком мареве плавали меловые горы, а перед нами стелились зеленые ковры всходов, и тракторы тащили за собой по чернозему вереницы неведомых механизмов.

– Что они там копают? – спросил Васька.

Я и сам не имел об этом никакого представления.

У дежурного постового гаишника спросили, как добраться до Верхних Камушков. Гаишник подробно оглядел джип, особенно – надпись «Мосфильм» на корпусе и ответил, что в двух километрах от Нижнедевицка. «Там увидите».

– Простите, товарищ начальник, – вежливо обратился Васька, – а что в полях трактора копают?

– Из Москвы, небось, будете, товарищ, – осклабился гаишник. – Посевная у нас в полном разгаре.

Ладно, посевная так посевная. За мостом, скособочившись, стоял грузовик, и возле него водитель призывно размахивал порванным ремнем. Но встречные грузовики проносились мимо и на ремень внимания не обращали. А на обочине стоял мужик в толстом плаще, лаковых ботинках. На шее мужика болталась мотоциклетная покрышка, к ногам жались две плотно набитые сумки.

Подсадили. Мужик в Москву за жратвой ездил. «Хрен у нас тут покушаешь вкусненького». В Воронеже на автобус опоздал, а «у попутной грузовушки ремень загнулся». Васька лживо удивился:

– Как же так? Деревня, так сказать, закрома родины, а самим кормильцам жрать нечего?

Парень расстегнул косопузую сумку. Там оказался батон вареной колбасы, апельсины из Марокко и связки зеленых бананов. Выхватил бутылку вишневого ликера, отхлебнул половину и ответил с застаревшей ненавистью:

– Москва сжирает. Когда-нибудь подавится от жира. А чего не дожрет, наше начальство подъедает. – Загибал корявые пальцы. – Обкому надо, райкому надо, милиции надо, прокуратуре надо… Так что деревенский трудяга завсегда пустую ложку нюхает. Что соберет с огородца, тем и кормится. – Парень жирно сплюнул на дорогу. – А огородец – с копейку.

– Тугая жизнь, – посочувствовал Васька.

Парень вяло махнул корявой ладонью:

– Привыкли, – после выпивки его подразвезло. – А правда толкуют, что Ленин обещал крестьянам землю раздать – бери, не хочу. Или брешут?

– А ты в райкоме спроси, – посочувствовал вновь Васька.

Парень скверно усмехнулся:

– У товарища Хомутова? Он старается простых работяг от земли не принимать. Чего с него взять? Ни рожи, ни кожи… А вот насчет баб… Ежели бабенка в соку и вкусная, то дверь в кабинет настежь, ля-ля, ля-ля и на диван завалит – штука у него между ног охуенная, вот и пользует. – Громко подышал. – Жену мою Людку – сотку пришла к огороду прибавить – таким манером расстелил и того. Вернулась – ревет и ободранная.

У Васьки зажглись искорки в глазах:

– А ты у этого Хомутова ту штуку между ногами отрежь. Парень здоровый, сладишь.

Парень озадаченно покачал головой:

– Сказанул… Ежели секретарей райкомов начнем резать – что пойдет?

– И очень хорошо пойдет… – веселился Васька.

Мы высадили нашего седока у деревни Курицы. С густой синевы неба тепло припекало солнце, и мы натянули тент. Серая лента дороги, однотонная, песня мотора убаюкивали, но глаз сомкнуть нельзя ни на полсекунды – окажешься в канаве.

Навстречу, пьяно вихляясь, рывками двигались два красных комбайна. Ближе, ближе… Останавливаюсь и даю длинный гудок. Гудка будто и не слышат. Проснувшись, Васька вцепляется мне в руку:

– Что они, ополоумели? Нас же сшибут!

Даю задний ход, включаю передний мост и на первой скорости, притормаживая, спускаюсь в глубокий откос.

Вижу, как первый комбайн, не одолев крутого поворота, с грохотом и лязгом загремел с крутого склона, перевернулся и, скрежеща, замер. Подбегаем и видим, как из кабины грязным мешком вывалился водитель. Пошатался, булькая кровью, и, цепляясь за воздух руками, рухнул.

Наверху скособочился второй комбайн, и водитель на заднице сполз под откос. Пьяный до нечленораздельности. Носком сапога ухнул поверженного товарища под ребра:

– Вставай, Ернак, вставай… оклемался и лады, мать твою. – И, повернув голову в нашу сторону, перекосился смехом. – А мы ребятам опохмелку везем… надо ребятам…

Из головы Ернака уходила кровь. Поднявшись по откосу на дорогу, Васька оглянулся на махину уцелевшего красного комбайна:

– Ну и народ!..

– Русский, – отвечаю.

Чен ничего не сказал.

Упругий жаркий день клонился к упадку. Ломило шею, плечи. Утомительная гладь неровной серо-грязной дороги плыла перед глазами невесть куда. Не добраться нам нынче до Камешков… Съезжаю на первый попавшийся проселок. Позади Джипа повисла плотная, как занавес, коричневая пыль и долго не оседала. Сворачиваю в приветливую тенистую дубовую рощицу. Обламывая кусты колесами, углубляюсь в чашу и нахожу уютную полянку. Выпрыгнув, Чен протяжно зевает.

«Отдохнем, хозяин?»

– Пора, Чен.

Васька приволок валежник, поджег.

– Дорога без костра, что выпивка без закуски.

Чен кого-то спугнул в кустах и с шустрым лаем отлучился. Вынимаем спальные мешки, сумку с едой. Васька разложил на траве картошку.

– Какой костер без печеной картошки, друзья мои. И запируем на просторе.

У меня устало-блаженная истома. Вернулся Чен, что-то пережевал, лег рядом.

– Славная у нас семейка состоялась, – говорю.

Чен лизнул меня.

«Что надо».

Васька поворошил костер, пламя заиграло сильнее. Подбросил толстых сучьев. Встретился со мной взглядом:

– Хотел бы я знать, откуда она пошла, образовалась?

– Из ниоткуда, – отвечаю. – Взяла и пошла… Из дружбы образовалась. Дружба, самая великая вещь на свете, необъяснимая, но непобедимая.

Васька рассмеялся:

– Благодарю Господина Бога, что женщины между нами нет. А то бы нас и не было.

Чен в улыбке оскалил зубы:

«Все зло в сучках. Но иногда они становятся нужны, и все побеждают. А прогнать нельзя. Закон».

Я со смехом треплю его по спине:

– Прав, прав.

– О чем он? – полюбопытствовал Васька.

– О женщинах.

Темнело.

Чен вскинул морду и поднял уши. С далекой стороны дороги ветерок донес невнятный конский топот. Топот перешел в явственный хруст сухих сучьев и ломкий шорох кустов. На полянку выскочила конная компания из пяти человек.

Вскакиваю. На всадниках – мальчишках – маски, а у одного, постарше, лицо скрывал женский черный чулок. Соскочили с лошадиных спин – седел не было. Черный чулок рванул с плеча берданку:

– Руки вверх! Обыскать!

Мальчишеские грязные лапы нас обшарили, шустро сняли часы.

– Обыскать машину! – приказал Черный чулок, поводя берданкой. – Забрать барахло.

Забрали мой чемоданчик, Васькин рюкзак и бросили к ногам вожака.

– Не густо, – проворчал он юношеским баском. – А ну, деньги на бочку!

Васька ледяно улыбнулся:

– Деньги в машине запрятаны.

– А ну, пошевеливайся! – скомандовал Ваське вожак. Чен принял угрожающую позу, оскалил зубы. Его била дрожь. Держу его за ошейник.

– Придержи пса, а то пулю проглотит, – сказал вожак. Согнувшись, Васька рылся под сидениями. Выпрямился, резко открыл бардачок. В руках пистолет.

Отпрянув, вожак спустил курок берданки. Пуля угодила в борт Джипа. Васька ответил выстрелом, потом еще одним. Полянку заволок сизый туман. Слезоточивый газ – сообразил я. Шарахнулся с Ченом к Джипу.

Поперхнувшись газом, налетчики, схватившись за глаза, жадно хватали ртами воздух. Васька победно улыбнулся:

– Спасибо Левке Фельдману, одолжил газовый пистолет.

Сорвав маски и вцепившись в стволы дубков, мальчишки давились слезами.

Побросав пожитки в машину, мы рванули с места.

Продолжение