Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.
Из вышесказанного ясно, что мир деда Пантелея можно воссоздать только там, где ценности этого мира имеют хоть какое-то значения. Этот мир плохо приживается там, где люди заняты взрослой конкретной работой. Например, работая в поле на комбайне, вряд ли можно рассчитывать на то, что будут правильно поняты твои, приправленные политическим балабольством, устремления стать среди коллег самым главным. В лучшем случае тебя не станут слушать, в худшем – дадут пинка под зад (если ты, конечно, не официальный посланец партии). Полевые работы, как и любая конкретная работа – от чистки сортиров до пения арий, – это рациональное взрослое дело, конкретно-трудовой мир деда Андрея. Михаил проявил себя в нем блестяще. Сказалась закваска, идущая от Андрея Моисеевича через отца. Но в конце концов в нем не прижился. Хоть отец и говорил ему: «После школы – смотри сам. Хочешь – будем работать вместе. Хочешь – учись дальше. Чем смогу – помогу. Но дело серьезное, и решать только тебе».
Ну что тут решать? Выбор между мирами у Горбачева уже изначально предрешен, на бессознательном уровне. Устройство «Вылитый дед, требующий внимания» сформировалось в нем вместе со способностью «мышленья», стало характером, укрепилось пионерским опытом, стало средством достижения жизненного успеха. Взрослый труд на комбайне, конечно, тоже принес Михаилу успех и доставил удовольствие. Главное, он научил его тому, как по-взрослому, без лишнего балабольства достигать поставленной цели, окончательно оформил в душе структуру, которую мы будем в дальнейшем называть «Взрослый сын» (а началось это формирование, когда еще Михаил во время войны трудился с матерью по дому, чтоб выжить).
Но вот что интересно: «Взрослый сын» и «Ребенок» (будем и так, по-берневски, называть «Вылитого деда…» в душе Горбачева) в период осенней страды 48-го преследовали разные цели. У «Взрослого» была взрослая цель – намолотить больше восьми тысяч центнеров зерна, чтобы получить как можно больше денег (и орден тоже пригодится). А у «Ребенка» – цель детская: получить высокую правительственную награду, покрасоваться на митинге и уехать туда, где ему «импонировало».
Эта героическая страда на комбайне демонстрирует, как возможно плодотворное сотрудничество «Ребенка» и «Взрослого» в душе нашего героя. «Ребенок» на время как бы прячется, не мешает работать «Взрослому». И та же страда в свое время научила «Ребенка» Горбачева тому, как можно использовать взрослость в себе для достижения своих детских целей. Надо идти рука об руку со «Взрослым», достигать вместе с ним его цели, а потом, когда цель «Ребенка» достигнута (а «Взрослого» – еще, может быть, нет), вдруг отвалиться от него, скатиться в детское состояние. В данном конкретном случае это горбачевское впадение в состояние «Ребенок» выглядит как отделение от отца, с которым Миша работал, но вообще-то это «Сотрудничество со взрослым» – внутренний психологический процесс. Со стороны это может видеться так: нормально функционирующий взрослый работник вдруг скатывается в детское состояние. Впоследствии у Горбачева это станет постоянным методом делания карьеры. Нам придется в этом еще разбираться на конкретных примерах. Но уже здесь назовем эту ловкую (хотя и бессознательную) карьерную технологию «Заездом в рай на комбайне».
К моменту окончания школы Михаил еще не применял эту технологию систематически. Но он уже прекрасно по опыту знал, что работа в поле – совсем не то же самое, что работа общественная. Судя по тексту «Жизни и реформ», именно во время изнурительной работы на комбайне в юноше окреп мощный импульс преодолеть чудовищные условия взрослого существования, вырваться из невыносимого «идиотизма крестьянской жизни» (как выражался Карл Маркс), многократно усиленного идиотизмом Советской власти. Однако – как преодолеть? «Бежать – не убежишь, не давали крестьянам паспорта, – пишет Михаил Сергеевич – А без паспорта – до первого милиционера. Да и не возьмут никуда на работу в городе. Один шанс: завербоваться через «оргнабор» на какую-нибудь «великую стройку». Чем это отличалось от крепостничества? Даже спустя годы, выступая с докладами об аграрной политике, я с трудом удерживался от самых резких оценок и формулировок, потому что знал, что это такое – крестьянская жизнь».
«Знал», но «удерживался». Потому что уже «выступал» в мире деда Пантелея. Потому что к тому моменту уже далеко «убежал» из мира деда Андрея на своем виртуальном комбайне.