Начало книги – здесь. Предыдущая часть – здесь.

59

Спуск с горы занял у нас сутки.

Перед тем как стемнело, мы сделали привал на высоте 1200 метров. Палаток у нас с собой не было, поэтому пришлось найти небольшое углубление в скале и сесть, опершись спиной о каменную стену, которая под вечер стала отдавать дневное тепло. Недалеко от ночлега – если так можно было назвать теплый камень скалы – мы развели небольшой костер, прежде собрав в радиусе ста метров хворост от засохшей арчи.

Солнце быстро скрылось за грядой темных гор. Резко стемнело, но пламя трещавшего костра давало возможность видеть друг друга, траву и камни. Еще некоторое время небо на западе оставалось светло-голубым, однако ореол света стал понемногу съеживаться, сжиматься, увлекаемый потухшим солнцем куда-то в другое полушарие, в другое время, к другим рекам и другим вершинам.

Днем внизу можно было наблюдать узкую бурлящую речонку, ее небольшие рукава и пересохшие старицы. Землю застилали долины, тонувшие в летних ароматах лугов. Теперь же то здесь то там мерцали скопления огоньков – поселки местных старожил. Где-то в темной дали лежал наш отель – небольшое пятиэтажное пристанище для зажиточных туристов, одной стороной выходящее на горы, а другой – на бесконечные луга и их извилистые тропы. Разумеется, мы бы никогда не выбрали это фешенебельное место, но перед поездкой Рэй где-то раздобыл приличную сумму, не транжирить которую было бы преступлением против народа.

Мы с Рэем присели у скалы и долго о чем-то разговаривали. Тем временем костер угас, оставив после себя лишь небольшие угольки, которые время от времени становились ярче, а потом снова угасали и медленно тлели. Стало настолько темно, что мы могли слышать лишь наши голоса и видеть темное небо, густо залитое вселенскими звуками созвездий.

Рэй еще что-то говорил и курил сигарету за сигаретой, а я от усталости закрыл глаза и погрузился в глубокий сон.

Утром я проснулся от того, что влага, накопившаяся за ночь на скале, капала мне на живот. Рэй уже успел сбегать в кафешку и взять у того официанта охотничьих сосисок. Теперь он сидел перед реинкарнированным костром и на небольших веточках вертел их. В воздухе еще чувствовалась утренняя прохлада, и с юга дул приятный ветер.

- Ну что, проснулся? – Рэй с ухмылкой посмотрел на меня.

- Че ухмыляешься? Пить охота. Есть что?

- А ты думаешь, че ухмыляюсь? Пивко возле тебя в рюкзаке, – Рэй взял палку и стал переворачивать угли.

С хрустом в затекшей шее я повернул голову влево и увидел полуоткрытую пасть своего рюкзака, в котором виднелись бездонные баночки пива, их бесчисленное множество, словно одна на одной, взбешенные отсутствием пьющего рта, яростно потеющие водным афродизиаком, соблазняющим сердца и души алкоголиков и просто болотных пьянчуг. Эти баночки пива, они были небольшими. От них ты не становился пьяным, не улетал на кольца Сатурна, они не открывали тебе секрет меткости Освальда. Не подумайте: это не то же самое, что увидеть их в магазине, в каком-нибудь бездыханном холодильничке. Это не то же самое, что расплатиться за пиво и сделать глоток прямо возле кассы, облокотившись о прилавок. Это не то же самое, что пить двадцатую бутылку и не понимать, где ты. В конце концов это не то же самое, что босым ходить по мостовой и пытаться получить наслаждение от впивающихся тебе в ступни камней. Такие баночки пива, холодные, безыдейные, простовато-округлые, с надписями на немецком (а слово «пиво» дублировалось на десяти языках), они в нужный момент оказывались под рукой, и даже если тебе на живот со скалы капала горная влага, уходить совсем не хотелось, и ты оставлял все, как есть: пусть будет Будда, Христос, пусть будут чертовы сороконожки, пусть боги будут богами, а мы останемся земной пылью, скрывающей грусть и подснежники, пусть по всей планете звонят телефоны и весна приходит в декабре, пусть углы превращаются в круг, а идеи становятся бредом, джем вытекает из водопровода, а потолок пусть низвергает тропические ливни, молнии для иудеев… Уходить совсем не хотелось, и ты оставлял все, как есть, только разве руку за пивом протягивал.

Немного погодя я вышел из своего укрытия и тут же почувствовал, что, несмотря на относительно прохладный воздух, солнце палит беспощадно. Чтобы не получить ожог, себе на нос Рэй наложил какой-то листик, напоминающий подорожник.

- Может чего съестного? – он протянул мне веточку с наколотой сосиской.

Мы хорошенько перекусили. Пора было выдвигаться, чтобы к вечеру успеть спуститься вниз. Собрав все наши нехитрые пожитки и присыпав землей костер, мы тронулись в путь.

Спуск проходил легко, а на некоторых участках мы разгонялись настолько, что приходилось бежать. Наконец, не проронив по дороге ни слова, мы оказались у подножья. В небесных высотах на горы надвигались тучи. Чувствовалось, как от повышенной влажности испарина проступала по всему телу, превращаясь в беспрерывный поток, в слизь, обернувшую кожный покров. Я предложил вернуться в гостиницу и, возможно, пропустить по махито.

60

Как только мы зашли в холл, молодая девушка на ресепшене весьма недобро на нас посмотрела. Проживали мы в отеле около недели и совсем уж дерьмовую репутацию пока – судя по еще вполне адекватной реакции постояльцев на наше присутствие – заработать не успели. Разумеется, мы не позволяли себе в такие жаркие дни выходить на балкон в одежде и курили в чем мать родила. Иногда заносили в номер обездвиженные тела попавшихся под руку и в умат пьяных девушек. Мы были апологетами порока и натуральной красоты и ничего не могли с этим поделать.

Как-то двумя днями ранее, после тщательного накачивания напитками всевозможной крепости Рэй проснулся посреди ночи, разбудил меня и сказал, что срочно нужно передвинуть мебель.

- Куда? – не совсем понимая, о чем речь, спросил я его.

- Это не важно, просто надо это сделать, чтобы все было по-другому. Мы изменим номер – и мы изменим свою жизнь.

- Рэй, черт тебя дери, сейчас ночь и это отель! Какая нахер мебель?!

- Подожди, у меня есть идея, – Рэй подбежал к небольшому холодильнику возле своего ночного столика, достал оттуда оставшийся виски и снова подошел ко мне: – Давай. За горы. Мы должны взойти на эту вершину.

Моя голова раскалывалась, как полено под напором острого топора. А так как меня уже разбудили с такой бредовой идеей о перестановке мебели по алко-фен-шую, заснуть, совладав с мыслями, мне было бы не под силу. Поэтому, особо не задумываясь о богоматери и яичных желтках, я приложился к бутылке.

- Ну вот, а теперь подумай: в этом говне нам еще жить, и надо что-то с этим делать. Так больше…

- Подожди… – я отер виски с подбородка.

- …продолжаться не может! Вот увидишь, мы сделаем все как положено. Они потом весь…

- Погоди немного…

- …отель по нашему плану переставят.

- Да постой же!

- Что? – Рэй, тщательно пытаясь сфокусировать глаза, сосредоточился на моей переносице.

- Во-первых, перестань сбивать меня с толку, а во-вторых… – я отчаянно махнул рукой, – ты прав: надо что-то менять… Надо все менять к ебеней матери! Я слишком молод, чтобы лезть в позолоченный гроб, где все на месте! У нас слишком мало времени.

- Похоже, виски тебя отрезвляет. Не говори чушь, бизнесмен чертов. Отель оплачен, мы здесь желанные гости, это наш номер. Это важно!

По очереди выпивая виски, мы сдвинули кровати в самом центре комнаты, телевизор поставили на пол и включили на полную громкость, шел ночной выпуск новостей, какие-то землетрясения на другой планете, еще две Луны у Земли, беспокойство по поводу бездетных домохозяек, «их психическое состояние оставляет желать лучшего», отцеубийства, в целом все неплохо, и даже хорошо, холодильник мы отодвинули к другой стене, ночные столики ножками вверх поставили у окна, еще глоток, еще и еще, глоток, глоток за глотком, вискарь шикарен, а шторы повесили на настенное бра. Вдруг с какого-то черта некто пробежал возле моих ног. Это было какое-то животное, я готов был поклясться на груди Мадонны. В те дни я, без сомнения, пил много, но белая горячка? Разве это возможно? Ведь я был пьян, как беспечный дворецкий, а не воздерживался после дикого запоя. Где тараканы на обоях? Где змеи, вся эта тошнотворная живность? Я услышал, как с ночного столика упала и разбилась о пол статуэтка коленопреклоненного ацтека, которую годом ранее мне подарил один хиппарь из Крыма. Я резко обернулся и, чуть не потеряв равновесие, увидел напуганного до смерти лабрадора средних размеров, который совсем не въезжал в то, что происходило.

- Моя статуэтка!.. Черт! Откуда ты его притащил, Рэй?!

- Кхм… – Рэй прокашлялся и деловым тоном ответил: – Эрик, я всегда держу себя под контролем. И на такое я не способен. Я не знаю, откуда здесь эта собака.

На лабрадоре был ошейник с надписью «Mein Brunni», выгравированной на позолоченной табличке. Ну и, пожалуй, не лишним было бы обратить внимание на правый бок животного, где зелеными красками было выведено два слова: «Heil Hitler». Пес Брунни, немо почитающий покойного Гитлера. О боже. Я почувствовал, как запахло жареным.

- С какого хера ты ее покрасил?!

- При чем тут я?

- Ну потому что я, мать твою, спал!

- Вот причем здесь моя мать?

- Причем здесь твоя мать?

- Да, ты сказал «твою мать»!

- Что я сказал?

- Ты сказал «твою мать»!!

- И что с того?

- А то, что моя мать здесь вообще ни при чем! Ты что-то хотел этим сказать?

- Черт возьми, Рэй, ты сбрендил! – я поднял разбитую статуэтку и положил две ее части на столик, а потом снова подошел к Рэю и вручил ему бутылку с шикарным виски. Впрочем, ситуация тоже складывалась вполне шикарна.

Мы, как два идиота, пьяные и шатающиеся, стояли со все никак не заканчивающимся алкоголем в руках и загипнотизированно смотрели на пса, клейменного фашистским приветствием на правом боку.

- И что теперь с ним делать?

Рэй искренне удивился и аристократическим тоном сказал:

- Позвольте, а я почем знаю?

Мне пришлось незаметно вывести Брунни на улицу через черный ход. Как только пес увидел свободу, он дал деру и скрылся где-то в горных зарослях.

Продолжение

На Главную "Джаза на обочине"