Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Итак, наша гонка подошла к концу. У Иммиграционной Службы Макассара должны были собраться представители мандаров и австралийские яхтсмены с тем, чтобы обсудить план завтрашней операции – как идти, на какие буи и вокруг каких островов. Все набились в шатер и слушали Хорста. Индонезийский чиновник на двух языках рассказывал план операции, передвигая кораблики на расчерченном полу – сначала шли своим ходом сотни маленьких лепо-лепо (детских сандеков), тоже участвующих в празднике; только после них начиналась круговая гонка – мы и австралийцы стартовали с разных гаваней, но примерно с одинаковых дистанций, и причаливали, откуда стартовали. Кто первый – тот победил. Все было, в принципе, понятно, и мы разлеглись на травке, закурили сигаретки и коротали время. Австралийцы пришли кто с женами, кто всей семьей, кто поодиночке; громкими выкриками на очень непонятном мне английском они что-то спрашивали, так же манерно отвечал им Хорст; я так вымотался за день, что ничего не понимал и не хотел понимать, меня страшно раздражали эти яхтсмены и их говор. Как с мандарами все проще и понятнее – капитан сказал: гонка кончилась, теперь мы можем взять тебя на Линча, завтра поедешь с нами… я был очень рад этому, мало что соображал и лежал на травке, рядом с железной сеткой, ограждающей площадку для гольфа, где упитанный красномордый бледнолицый в бойскаутской майке учил ударять по мячу толпившихся подростков… И тут мне пришла гениальная идея.

Сначала она пришла как некая шутка – пошутить что ли грубо, подумал я, да слов у меня не хватало, поэтому я начал размышлять над этим, и чем больше я размышлял, тем большая радость меня обуревала. Наконец, я дошел до хохота…

Я подумал, мужики, а давайте австралоидов всех съедим! Макан-макан.

Я не испытывал к ним и к бабам ихним никаких теплых чувств. Вокруг меня толпилась жизнь, всех оттенков кожи, они не так галдели, как у себя в Мамужду, чуть попритихли, но все равно глаза их мерцали понятным огнем, и улыбки их были человечны… Но в бледнолицых не было ничего человеческого. Их длинные носы, порой карикатурно длинные, порой крючковатые, птицеобразные… их кривые ухмылки и поза победителей, весь их вид говорил о том, что они самые крутые, и их яхты – самые дорогие в мире, и напичканы они цифрой стоимостью больше всех нас вместе взятых…

На самом деле, по-другому мы их не сможем понять, мы никогда их не поймем, ни фотоаппараты ихние, ни джи-пи-эсы. Мы их можем только съесть. И тогда мы, по крайней мере, станем к ним ближе. Давайте, ребята, всех их макан.

Я увидел даже, что одна баба ихняя австралийская была объектом для подражания моей бабы (бывшей) – те же ухмылочки, стиль наплевательского отношения к ближнему и поза победителя.

Конечно – всех их МАКАН. Как правы были аборигены, съевшие Кука! Им досталось в еврейской прогрессивной печати, их объявили отвратительными каннибалами, но ведь по-своему они были правы…

Меня распирал хохот. Нельзя признаваться Хорсту в подобных чувствах, даже писать, я подумал, об этом нельзя. Но я живо представил себе эту картину: один мой клич, немного убежденности в голосе – и мы хватаем какого-нибудь австралийца, путаем его в сеть, связываем веревками и тащим на свой сандек. Он упирается, но ничего не поделаешь, брат, пришло твое время. Конечно, не только вы англосаксы во всем виноваты, но и вы во всем виноваты, да и ты мне просто не нравишься. Может быть, именно ты убил моего брата Виннету.

И чувств человеческих ты у меня вызываешь нисколько. А нам с ребятами понять надо тебя, душу твою найти, где она, подлая, прячется, и нет у нас другого выхода, кроме как тебя – макан-макан…

Скандал, конечно, получится, в газетах нас пропечатают, гонки эти запретят, посадят даже, наверное, лет на 15, всю команду, но ведь бабы будут ждать, и выйдем мы из тюрьмы как герои. Поддержали, так сказать, древнейшую традицию сопротивления колонизаторам…

На острове Папуа в племени Забей тоже, наверное, сидит и думает ту же думу какой-нибудь романтический юноша, только что отплясавший перед туристами свой боевой танец и получивший свою десятку рупий…

Я встал с травки, вошел в шатер, и стыдно мне немного стало от своих мыслей… Даже не стыдно, нет, мне стало жалко Хорста Либнера. Его, наверное, тоже придется съесть, потому что он начнет заступаться за этих австралийцев. А Хорст очень хороший, и сестра его хорошая, а жена – так красавица писаная… Его манера говорить, его разлапистые губы и убежденность настоящего заводилы-организатора, так сказать, комсомольская жилка, все еще вдохновляющая его… Как он мне говорил, «Василий, обойди все сандеки и скажи каждому – сбор в семь у флага» (для координации завтрашних действий), и написал записку на мандарском, хотя все они уже забили болт на свой мандарский и говорят на бахаса-индонезиа, но он написал на мандарском, чтобы поддержать этот забываемый язык, фольклорную струю внести в праздник, я хожу по сандекам и на чистом мандарском им: «В Семь Вечера Встреча У Флага Республики», а отцы смеются, ты чего, говорят, умом тронулся, у нас уже никто почти не говорит на бахаса-мандар, а я им, ну вы главное масса Хорста не обижайте, он как лучше старается…

А однажды он мне сказал, ну что, «беги поздравляй своих Линча, они вторыми пришли!», а я только что проспался, весь заспанный, вообще не понимаю, где я нахожусь, взял у него листок, побежал к нашим и с матриархом семьи Масья Аллах столкнулся, а они-то как раз пришли первые, она ждет, что я ее поздравлю, а ничего я ей не сказал, так, что-то промычал на непонятном наречии, а вот ее-то и надо было поздравить – баба за сто километров приехала на своих парней посмотреть…

А еще Хорст стучал стеблем какого-то большого растения о борт машины и орал на всю волонтерскую команду – сколько вам можно всем говорить, слезайте с машины, капитан Мардионо должен речь сказать, и все военные ждут уже вас, а вам говори-не говори, ну-ка быстро все идите к флагу республики…

Хорст болел за свое дело, и всякий мандар уважает Хорста. Мисса Хос, или просто Хос, он для них – отец родной…

И как же этого Хорста взять, да и съесть? Плакать будут пацаны, горючими-прегорючими слезами, да и мне жалко его станет… Наверное, когда Кука они ели, тоже плакали…

Да даже если мы его не съедим, а кого-нибудь другого из этих белоногих, мы испортим навсегда Хорсту настроение, мы испортим весь праздник, испортим дружественное соревнование яхт и сандеков, испоганим всем настроение…

И какой-нибудь матриарх австралийский, осматривая обглоданные трупешники, так и скажет:

- Они просто решили испортить нам всем настроение.

А другая скажет,

– Запретить эти гонки!

И лишится страна такого прекрасного праздника…

Эх… Столько в мире противоречий… хочется – но нельзя.

Мы побрели на капал через освещенные яркими огнями портовые трущобы, девчонки везде нас приветствовали, но мне надо было уже денежки попридержать, потому что не было на острове моего долбаного банка, с которым у меня предстояли длительные переговоры. Но все-таки подсели мы к двум девкам, продавщицам пепси-колы. Уламывали их согласиться за так, а они нам ценничком отвечали. Повеселились с братвой. Сделал я фотку с одним из наших моряков в обнимку с этими китаянками – и решили мы жене его по почте фотку послать, когда фотоателье проявит. Погонялся он за мной немного под общий хохот, ну да ладно, повеселились – пора и на капал и в люлю.

Гусман говорит – уедешь ты, Папа Ача очень будет по тебе скучать.

Продолжение

На Главную блог-книги "Список кораблей"