Седьмые сутки океан лениво тащит нашу лодку вниз по меридиану, вдоль побережья западной Сахары, к островам Кабо Верде. От близости песчаного берега в воздухе легкая мутноватая дымка слегка розоватого оттенка. На кромках парусов и на подветренной части такелажа (система тросов и веревок, поддерживающих мачты и паруса) образовался рыжеватый налет.

В такую погоду жизнь на яхте менее обременительна, больше свободного времени, и личной жизни. Вкуснее обеды, веселей разговоры. Ветер – постоянно 2-3 узла «летим» и того меньше. Почти все на палубе. Не уставая, смотрим на океан, замечая, что в этом районе он не так чист: проплывают куски пластмассы, доска, шест, птичьи перья, я увидел вдалеке крупный предмет, оказавшийся большой мертвой черепахой, говорят они заглатывают куски плывущего целлофана и погибают. Наша снасть тоже поймала большой кусок целлофана. Вот плывет еще доска, мячик, пластиковая крышка, старый буек… Мы весь свой бытовой мусор завязываем в пакеты, чтобы выбросить на берегу в мусорные баки, в море – только пищевые отходы, это правило всех яхтсменов.

Как-то теплым утром наш капитан решил искупаться в океане, выбросил метров 20 веревки за борт, бухнулся сам, в плывущий за кормой линь выбрался на палубу, отфыркивась. И почти тут же, минут через 8-10 у борта появился треугольный плавник. Акула по-хозяйски вальяжно, хитрющая бестия, описала полукруг, зашла к корме, схватила, зараза, нашу приманку, пластикового кальмара, сломав крючок, и, раздраженно взмахнув хвостом, ушла в глубину. Остальные купаться сразу же расхотели. А маленькая Жека тотчас же сделала заявление, что уроки она больше учить не может в такой угрожающей обстановке и что уж лучше она пойдет в кают кампанию и съест две ложечки повидла или сгущенки.

Ночью ветер совсем скис, видимость ухудшилась, луна еле светила сквозь зыбкое марево. Внезапно прямо по курсу возникли огни большего парохода – рыбак, то ли стоит, то ли рыскает с тралом, оказавшись поперек курса, так близко, такой огромный. Маневренности у нас почти никакой, пытаемся уйти вправо, он угрожающе наваливается на нас темной массой. «Иван Иванович — движок быстро!!!» — с воплем вламываюсь я в каюту механика…

Гера на руле, наконец, уваливает гиганту к корме, их капитан, увидев с правого борта огонь, понимает наш маневр, молодец, быстро набирает ход и через минуту исчезает в тумане. У нас тоже заурчал движок, уф, уже не надо, все хорошо.

Как я уже говорил, у нас две дамы на корабле, вернее полторы, маман с мужем и их девятилетняя дочь. И это несколько облагораживает наш мужской коллектив, и матцом уже не выругаешься, и на палубу без штанов не выскочишь, а к борту по делам подойдешь – с оглядкой. Даже палуба поделена, как бы на обычный пляж (на баке) и нудисткий (в самом низу за парусами). Когда Елена идет загорать, мы с ехидным любопытством спрашиваем, а на какой пляж она идет, обычный или нудисткий? В связи с присутствием дам на яхте мы даже зубы чистим, побольше выливаем на себя одеколона и за кормой на веревке дольше полощутся наши носочки. А я судорожно пытаюсь втягивать свой толстый живот, когда Елена проходит рядом, чтобы выглядеть чуть-чуть погераклистее. Она, конечно, видит мои потуги и, когда я стою на дневной вахте, через свою дочь передает мне из камбуза (кухни) чего-нибудь вкусненькое. Может быть она «извращенка» и симпатизирует толстым пожилым мужикам? Или того хуже – меня откармливают по злому умыслу нашего капитана, хотят иметь в команде одного упитанного, на черный день?.. Кто их знает, эти суровые морские законы, в морском путешествии я впервые.

Где-то в корме у нас завелся сверчок, перебирая утром в канатном ящичке, обнаружили там крупного зеленовато серого жука, выбросили его впопыхах
в воду, потом разобрались, что то и был наш сверчок, жалели…

За кормой, как я уже говорил, у нас выброшена длинная снасть, на предмет ухи. Возможно, что сверчки умеют летать, а может, наш сверчек, молодчина, уцепился за эту снасть. Через какое-то время вахтенный заметил жука, быстро ползущего от кормы к канатам. Все так обрадовались, что стакан ему готовы были налить.

Сверчок снова живет среди канатов в корме, на его жизнь никто не покушается, вот он уж всехний друг, каждый норовит сунуть ему съестное в норку, и он, оценив заботу, всю ночь орал, как оглашенный.
Читать дальше

Trackback URI | Comments RSS