ЧИТАТЬ ЭТУ КНИГУ С САМОГО НАЧАЛА: открыть>>

9 МАРТА 1999 ГОДА.
Яхта ложится на обратный курс. Идем к Аргентине. До Новой Зеландии 3000 миль, до Мар-дель-Плата всего 2400. Все в глубоком трансе…

9 АПРЕЛЯ 1999 ГОДА.
Мы в Мор дель Плато. Прощай, «Урания»! Дальше все будут добираться до дома кто как может. На яхте остаются только капитан Гера и боцман Саша. Остальные члены экипажа, и я в их числе, покидаем борт яхты и едем в Буэнос-Айрес. Денег у всех в обрез, а у меня так и вовсе нет ни копейки, то есть ни сантима. Как до дома добираться – ума не приложу.

18 АПРЕЛЯ 1999 ГОДА.
Сегодня Иван Иванович, Артур и Валера улетают в Ереван по поддельным билетам. На настоящие денег не хватает, а такие стоят вдвое дешевле: 600 долларов против 1100. Впрочем, человек, который им эти билеты сделал, говорит, что никаких проблем не будет, у него все схвачено. Ереван для нас – это уже почти Москва. В Аргентине пока остаемся мы с Димой.

20 АПРЕЛЯ 1999 ГОДА.
У Димы появилась безумная идея: взять у Геры яхтенные документы и попробовать оформить по ним на наши паспорта визу в Новую Зеландию. Выгода простая: на билет дотуда у нас денег как раз хватит, он заберет там Лену и Женю и вместе с ними полетит в родной Владивосток. А я там смогу устроить выставку своих фотографий.

9 МАЯ 1999 ГОДА.
Слава Богу, удалось устроить выставку в Монте-Гранде. Хоть что-то. Прочитал лекцию в посольской школе о нашем путешествии в Аргентину, 7-го тихо отпраздновал с Димой мой день рождения. Сегодня пригласили в посольство на празднование Дня Победы. Как только закончится выставка, летим в Новую Зеландию.

22 МАЯ 1999 ГОДА.
Наконец-то мы сдвинулись с места, и уже это радует. В 6 часов 20 минут утра по местному времени мы с Димой приземлились в новозеландском аэропорту Окленд. Сегодня воскресенье, надо устроиться на ночлег, а завтра – вперед по редакциям со снимками.
После долгих поисков Дима нашел гостиницу, возле которой можно поставить палатку и за $10 с носа в сутки пользоваться всеми удобствами: душем, туалетом и прочим. Это называется «бэк пакер» — «упакованный рюкзак». Здесь самый разгар зимы, температура ночью доходит до нуля градусов, хорошо еще, что у Димы в багаже есть палатка и два спальника.

20 ИЮНЯ 1999 ГОДА.
Да, Новая Зеландия, это не Аргентина. С выставками здесь особых проблем нет, только толку с них мало. В материальном смысле. За все время экспозиции в ящик для пожертвований набросали чуть больше ста долларов.

5 АВГУСТА 1999 ГОДА.
Я решил устроиться матросом на сухогруз, отправляющийся завтра к островам Кука. Оттуда до родины поближе.

7 СЕНТЯБРЯ 1999 ГОДА.
Рано утром наконец вошли в порт острова Тонга. Темень, ливень, шквальный ветер. При швартовке моя обязанность – стоять на корме судна, помогать по возможности работать с тяжелыми канатами второму помощнику Томасу и молодому матросу, островитянину с Нуи Пени. Вмиг все промокли, по пирсу бегали босоногие люди в коротких плащах, набрасывая концы канатов на причальные кнехты. Наконец причалили. Корабль терся бортом о брусья и стонал от напора ветра.

От редакции: На этом дневник Аркадия Колыбалова прерывается. Но в 2005 году мы взяли у него интервью о том, что было дальше, и поэтому на страницах Перемен вы можете продолжить это путешествие вместе с Аркадием Колыбаловым, в разделе трипы опубликован его рассказ об Островах Кука и Королевстве Тонга с его фотографиями оттуда!

24-25-го февраля входим в зону противных ветров, и практически перестаем двигаться вперед. Хотя мотором и парусами работаем на полную мощность. День два делаем по 8-10 миль на запад, противный ветер усиливается, ложимся в дрейф, и нас оттаскивает на юг, в зону айсбергов. Только заходит ветер, мы снова рвемся на запад. В ночь с 7-го на 8-е марта с грохотом вышел из строя редуктор.

В штормовых условиях, сбивая в кровь руки, наши механики Иван Иванович и Валера сутки пытались реанимировать это техническое чудо, свиснутое когда-то со старого буксира. Через несколько часов они вылезли из машинного отделения, грязные как черти. Диагноз был неутешителен, своими силами отремонтировать не сможем, рассыпались 4 подшипника и полетели зубья у шестерни главного вала. Мы лишились двигателя.

Я даже обрадовался, шепотом закричав ура. Появился, наконец, шанс резко идти на север. Тут уж все меня поддержали, все кроме Геры. Таким мы его еще не видели, он сутки не выходил из своей каюты.

Читать дальше

23-го получаем предупреждение о сильном шторме, возможно, 11-12 баллов, всем судам укрыться в гавани или лечь в дрейф. Нам возможно лишь второе. А вообще осень в южном океане и есть – постоянный шторм. В этой части океана формируются циклоны и движутся на восток. Два три дня и мы входим в новый циклон. Ветер 6-7-баллов, потом попадаем в «глаз” циклона, ветра нет вообще, солнце, волны метров 4-5, яхту раскачивает, как маятник, все летает, бьется, ничего невозможно делать. Потом снова дует ветер 5-7 баллов. Пурга чередуется с дождем, ветер, снова «глаз» циклона, и так день за днем… От постоянной сильной качки на всех наваливается усталость, все вялые, хочется лежать и лежать…

Читать дальше

Два дня в сытости, в сухости и в тепле пролетели, как одно мгновение. «Цербер» Гера гонит нас дальше. 19-го утром мы прощаемся с нашими украинскими друзьями, выстроившимися вместе с Эриком и Девидом на причале. Димка зажег сигнальную дымовую шашку, и густой оранжевый дым потянулся в сторону океана.

Теперь наш маршрут – выйти в море Беллинсгаузена и идти на запад вдоль южного полярного круга до 140-150 меридиана, а потом круто вверх подниматься к Новой Зеландии. Многоопытные полярники с обеих станций с явным сомнением относились к Гериному плану в один год проскочить меридиональным маршрутом, как, в частности, и пройти по южной полярной параллели. Николай Александрович, метеоролог со станции Беллинсгаузен, рассказывал, что в это время примерно несколько лет назад ему пришлось идти на корабле таким же маршрутом, что хотим идти мы… на запад. И всегда ветер был противный и так силен, что порой судно продвигалось не более 50 миль в сутки. Мы тоже пытались уговорить Геру идти более интересным маршрутом, вверх вдоль побережья Чили до Вальпараисо и, отдохнув там, южным перуанским течением, с попутными ветрами через острова пройти в Австралию. Но идея Геры заключалась в следующем: холерику по натуре, ему хотелось сделать виток вокруг земли как можно быстрее, ничего не видя вокруг, хоть с закрытыми глазами, проскочить от Питера до Питхера. Естественно, когда смотришь на глобус, маршрут вдоль южного материка кажется намного короче, можно проскакивать по 5? в сутки, день и 5?, два и 10?, вот она Новая Зеландия, пару недель – и ты там.

Циклоны в Антарктиде закручиваются с востока на запад и, кажется, если идти ближе к материку, то попутный «хвост» циклона будет всегда гнать лодку в нужном направлении. Но «хвосты» циклонов, поворачивающих на запад, дуют к материку так близко, что порой заходят на него, и это четко видно на картах. Идти на парусной лодке нет никакой возможности. Лодка не трактор, с ветрами и айсбергами договариваться нужно было в Москве. Но Гера не слушал нас никогда, подчеркивая, что подобные экспедиции делаются под одного человека и что полновластный хозяин — он.

20-го разыгрывается сильный шторм, дует в корму, на курсе фордевинд яхта почти не слушается, у нас сильно зарифленный грот и штормовой стаксель. Кругом слева и справа – айсберги. С 8 утра я на вахте, пристегнувшись страховкой, ворочаю штурвальное колесо, выламывая руки от напряжения и из души в душу матерю яхтенного конструктора (так мне легче), стараясь обходить подальше холодные ледяные глыбы и более мелкие осколки тонн по пять-десять, бултыхающиеся то тут, то там вокруг яхты. Впереди по курсу вырастают два больших айсберга, один из-за другого, левее еще несколько, как часовые. Резко уваливаю правее, до отказа вывернув руль, и вдруг вижу, что поползла ткань грота, сквозь рев ветра не слышно треска рвущегося дакрона, все происходит как в немом фильме… Яхту наваливает на айсберг, я не могу бросить руль, пытаясь уйти и оря что есть мочи: «Мотор включите, нет хода!»… Боже, вот она старуха с косой, взмахнула даже, но пожалела видно пока. Штормовая группа в рубке почувствовала неладное, выскакивают Валера, Дима, Артур, бросаются поднимать бизань. Иван Иванович, наконец, врубает движек, яхта получает ход, и я с трудом уваливаю, едва не касаясь бортом ледяной глыбы. Меня меняет Валера, спускаюсь в рубку и сразу успокаиваюсь, так как сквозь пластик окон, забитых мокрым снегом, не видно yжaca, который творится вокруг. Позднее собираемся в рубке, настаиваем на том, чтобы капитан поднимался севернее, так как мы идем по ветру вместе с айсбергами. До Геры вроде доходит, и мы двое суток в яростном шторме, используя паруса и мотор, пытаемся подняться на север. Айсбергов становится меньше. В дальнейшем, подвигаясь к 150 меридиану, едва спускаемся южней полярного круга, сразу попадаем в скопления айсбергов, миль 50-30 севернее айсберги пойти не попадаются. Холодно, холодно, мокро как снаружи, так и внутри яхты. Неудивительно – яхта ведь ледового класса, и, естественно, никакое отопление не предусмотрено, экстремальная экспедиция…

На мне надеты: тельняшка, шерстяная майка с рукавами, два свитера, двое трико на ногах по две пары шерстяных носок, зимняя сентипоновая штормовка, а поверх — рыбацкая роба. И все равно холодно, продувает ветром, стынут руки и ноги. На других членах экипажа, судя по сильно раздутым талиям, надето то же примерно самое, что и на мне. Утром, когда капитан выходит из каюты, хмуро приветствуя всех, опрашивая как дела, я обычно ворчу в ответ: мерзко, холодно, отвратительно паршиво, гадостно, гнусно… Капитана это раздражает, а мне становится чуть теплее.

Неделя за неделей медленно движемся к 150, почти пройден сотый. Из парусной экспедиция давно превратилась в моторную. «Скания» работает день и ночь. Благо, наши полярники обеспечили нас топливом под завязку, бочки привязаны к рубке и к леерам, и яхта напоминает «челнока», нагруженного баулами.

Когда у Геры хорошее настроение, я нудно и настойчиво пытаюсь объяснять ему, что мы идем не верным путем, что нужно, немедленно пересекая ревущие сороковые широты, подыматься на север. Юг тихого океана уже хорошо изучен, и если б была возможность, яхтсмены бы давно ходили в Новую Зеландию этим коротким путем, а то ведь все упрямо поднимаются от мыса Горн вдоль Чили на север или идут с попутными «ревущими» на восток. Во время этих проповедей Гера, насупившись, смотрит на меня, как Владимир Ильич Ленин на буржуазию. На моей стороне только Валера и Иван Иванович, наиболее опытные, но все же мы в меньшинстве. Боцман-задница, столько выпито вместе, Артур и даже друг Димка — «брут» чертов — поддерживают идею Геры.

Время от времени с опозданием получаем кое-какую информацию и различные предложения. Узнаем, что Федя Конюхов на таком-то градусе поймал тунца. В Новой Зеландии нашу яхту будет встречать Российский посол. К нам приедет в Австралии Макаревич с программой «Смак». И, наконец, русская зарубежная община, благотворительное общество Андрея Первозванного присылает сообщение о желании, чтобы в Австралии к нам присоединился священник Русской Православной церкви, представитель обществ Андрея Первозванного, и мы продолжили бы маршрут с некоторыми изменениями, посетить с миссией Китай, Японию, наш Дальний восток и Аляску. Ух ты, вот он шанс, встречи с людьми, поездки вглубь страны, съемка и, наконец, развёртывание моей фотовыставки. Но мы рано радуемся, Гера предложение не принимает, ему ни одно не в радость, ему это ни к чему. Какой там еще посол, какое общество?

Ему надо гнать и гнать вперед, хотя и так давно уже ясно, что на «сев. мор.» путь мы уже опоздали.

Читать дальше

12-13-го осторожно идем вдоль Южных Шетландских островов проливом Нентьюнс-Беллоуз, обходя небольшие подсвеченные голубовато-зеленым холодным светом айсберги, то тут, то там торчащие из серо-свинцовой воды. Впереди возникает низкий силуэт острова Десепшен Тейл. Это подковообразный остров с обширной глубокой бухтой Порт-Фостер – верхняя часть вулкана, служившая когда-то базой для китобойных судов. В правой дальней части бухты бьют горячие сернистые источники, температура которых достигает 60-70° на поверхности, есть места, где можно выкупаться. Но на палубе так холодно, так промозгло, что никто не решается, может быть смог бы импульсивный, горячий Жданкин, но он, стервец, сидит в Москве, кует небось луидоры. Так что делаем круг вдоль берега, замечаем старые постройки бывшей китобойной базы, горим с Димкой желанием выйти полюбопытствовать, но Гера не разрешает, все спешит, и мы покидаем бухту, наполненную низкими, как туман, тучами с дождем и снегом, делаем разворот и снова на юг, к проливу Жерлаш.

Идем в окружения айсбергов – от простых, похожих на большие куски сахара до величавых ледяных дворцов, больше похожих на изваяния талантливых скульпторов от классики до модерна. Наконец, Гера дает добро на съемку, мы спускаем резиновую лодку и снимаем, точнее Димка гребет, а я снимаю нашу яхту, лавирующую между этими ледяными глыбами, излучающими как бы изнутри зеленоватое свечение. Чарующая, холодная, нечеловеческая красота, и я выстреливаю кадр за кадром всю пленку.

Под вечер у входа в пролив Жерлаш встречаем парусную яхту, идущую нам на встречу. Это почти невероятно, две яхты в таких широтах. Мы и они удивлены, сбрасываем паруса. Сильная зыбь и ветер не дают приблизиться на расстояние голоса, Димка разговаривает с ними по рации. Сначала, как обычно, приветствия, потом вопросы – кто, откуда, зачем. У нас некоторые проблемы, нет навигационных карт более южного маршрута. С яхты «Паланджик» объясняют нам якорные стоянки и что южнee, через миль сто находится Украинская полярная станция, где их славно встречали, угощая страшным напитком «самогон», давая на закуску белые полоски солоноватого вещества под названием сало. Ну, это нам знакомо, мы прощаемся, одеваемся в паруса и через час входим в указанный слева пролив Неймайер. В сумерках выходим в большую бухту, не находим указанных «Паланджиком» ориентиров, ложимся в дрейф. Кругом скалы и льды, идти в темноте без карт опасно, и вахтенные всю ночь не спускают глаз с локатора.

Погода позволяет провести ночь спокойно. А утром – чудо! – яркое солнце, мы стоим роскошно-красивой бухте. Кругом седые от обилия искрящегося снега островерхие горы со спускающимися в море белыми языками ледников. От такой красоты Гера раздобрился, мы с Димкой опять в лодку, гребем на маленький скалистый островок посреди бухты, чтобы сделать съемку нашей Урании на фоне этого грандиозного пейзажа. Отмолотив пленку, что есть сил гребем к яхте, ветер усиливается резко, и лодку начинает выдувать в океан. Капитан, поняв ситуацию, обходит нас под мотором и становится бортом к ветру. Поджидая, пока нас, обессиленных, прибьет к борту. Лодку колотит о борт яхты, более спортивный Димка что есть сил толкает меня снизу, еле удерживаясь на ногах, двое ребят сверху, чертыхаясь, помогая Димке, тащат меня за шиворот. Наконец, я мешком переваливаюсь через леера, стуча висящими на ремнях фотоаппаратами по палубе. Уф, все. Фотограф всегда обуза для экспедиции.

Вытаскиваем лодку и выходим в море, держась у кромки антарктического побережья. Впереди милях в десяти виден узкий проход меж высоких скал. В начале пролива, справа – два высоких скалистых пика, напоминающие груди молодой женщины с похожими на соски шапками снега на вершинах. Карт этого района у нас нет, но по рассказам моряков, еще в Ушуае, это начало пролива Лемэйр, через который мы выйдем к Украинской полярной станции им. Академика Вернадского. Пики справа — «Груди Люси», это ориентир. В начале 2О-го века на Фолклендских (Мальвинских) островах обитала знаменитая проститутка Люси, и китобои, знавшие ее ласки, назвали эти две остроконечных скалы у входа в пролив Лемэйр, в честь ее, видимо, великолепных грудей. Пролив забит мелким льдом, но это гораздо ближе, чем если идти в обход. После короткого совещания решаем войти в пролив. Сбрасываем паруса, Димка взбирается на 24-метровый грот, чтобы видеть сверху проход, включаем двигатель и медленно входим в узкое горло пролива, корпусом раздвигая мелкие льдины и обходя более крупные.

Красота необыкновенная, жуткая… Порой пролив сужается до 30 метров, ощущение, что нас зажимают отвесные скалы, с тяжелыми пластами льда на вершинах, кое-где видны места отломов, и упади сейчас рядом такая тысячетонная «льдинка». Ой, ой, уж лучше не думать… Прошли миль семь, ледяная каша все гуще, больше и больше крупных льдин. Дима сверху не перестает кричать: «Проход справа, давай вперед, левее, левей, жмись к берегу… Наконец, выходим из узкой горловины, становится чуть просторнее. До станции миль пятнадцать, пытаемся связаться по УКВ. Ура, нас слышат! Украинцы удивлены, конец февраля, яхты здесь не ходят, очень опасно. Все суда к этому времени покидают Антарктиду. Но мы вот здесь, так хочется посмотреть эти фантастические места, что штурвал яхты не поворачивается на север. После слов взаимных приветствий украинские полярники приглашают нас в гости, объясняя, как нам до них добраться: «Миль шесть вперед, справа, на вершине горы закреплена красная бочка, перед ней маленькая бухточка, там вас и ждем». Баня будет? Гера, как всегда, не в меру нетерпелив. Сейчас затопим, как само собой разумеющееся отвечают украинцы. Мы радостные, в предвкушении бани и самогона с салом увеличиваем обороты двигателя. Некоторая проблема, что у нас нет Украинского флага, их не продают еще в яхтенных магазинах. Простая идея возникает у меня, и я продаю ее боцману за стакан. В международном своде сигналов есть желто-голубой флажок КИЛО, означающий «Я ХОЧУ УСТАНОВИТЬ С ВАМИ СВЯЗЬ», если его повесить горизонтально, будет точно соответствовать Украинскому флагу. Боцман быстро перешивает петли креплений, и не в обиду, а токмо уважения ради на нашей яхте полощется Украинский флаг. Как оказалось не зря, мы первое судно, зашедшее на Украинскую станцию под украинским флагом вежливости, да еще раньше, чем украинские яхтсмены, вот так вот…

Вот она и бухточка, нас уже ждут, приветственно машут руками. «Ребята привет!» — Кричим мы, высыпав на палубу. «Урания привет, — слышится в ответ, — идите за лодкой…» Из маленькой бухты выскакивает моторная лодка и ведет между островками к месту стоянки.

Вот небольшая заводь. Удивительно чистая вода, видно, как ЯКОРЬ ЛОЖИТСЯ на десятиметровой глубине. Прибыли. На пирсе ждет высокий брюнет с черной интеллигентной бородкой. Здороваемся, обнимаемся, хлопая друг друга по спинам, знакомимся. Наши хозяева предлагают программу: пока светло – маленькая экскурсия по станции, потом ужин, баня и бар. Баня, ужин и бар, поправляем мы, все согласны…

Английская станция «Ф» — «Фарадей», основана в 40-х годах на 65-15 градусов южной широты и 64-40 восточной долготы, на острове Галиндес, входящем в группу Аргентинских островов. В 1997 году передана Украине с условием в течение 10 лет проводить научные исследования в установленном режиме, передавая копии всех научных данных английской стороне. Станция маленькая, уютная, украинцы молодцы, содержат станцию на высоком уровне и в идеальном порядке, не тронув даже старые английские фотографии, развешанные на стенах. Я, козел (каюсь), перед отъездом спер из туалета старый, до дыр затертый эротический журнал, и вот думаю все, как бы вернуть его на место. Единственное, что изменили здесь хозяева, это построили небольшую баню, где мы сейчас и парим свои простуженные тела и натруженные кости. Сумасшедшее удовольствие – донельзя распаренному выскочить голышом на улицу. Вдали, светясь холодным таинственным светом, изредка тяжело ухают пушечными выстрелами заснеженные горы – это от ледников откалываются глыбы льда, превращаясь в айсберги. Сияет созвездие «Южный крест» прямо над твоей головой, а от тебя, раскаленного до красна, идет пар, и ты, запрокинув голову, потягиваешь из банки холодный «Хейнекен».

ВОТ ЭТО «КАЙФ»…

ПОСЛЕ БАНИ ИДЕМ НА ВТОРОЙ ЭТАЖ, ЗА СЛАВНО СЕРВИРОВАННЫЙ СТОЛ. Не нажимайте, советуют наши друзья, впереди еще бар. Великолепный, самый южный бар в мире сделали два плотника еще в английскую бытность, имена их неизвестны, но известно, что за это самовольство они поплатились своими рабочими местами. Ну, а бар на «Фарадее» (ныне «Академика Вернадского») остался и процветает. Отделан деревом, к потолку и стенам прикреплены старые лыжи, у окна за стойкой – большой макет парусника, палуба которого до самых клотиков мачт завалена женскими бюстгальтерами, которые жертвовали за эти десятилетия посетительницы станции, сейчас традиция сохранилась – туристки отдают оное тоже без сожаления, на некоторых даже написаны имена их обладательниц. Коренастый большебородый кок Василий выставляет на стойку бара стаканы, наполненные кристально-прозрачной и желтоватой жидкостью, это самогон и горилка, в тарелках с тонко нарезанным украинским салом ломти черного свежего хлеба. Вася бросает в самогон кусочки льда, добытые из расщелины, где льды сформировались сотни тысяч лет назад. Сдавленный за тысячелетия воздух начинает освобождаться, и льдышка мечется по стакану, ударяясь о стенки и позванивая. Непередаваемый эффект.

Вкусно, много всего, наслаждаемся, пьем, продолжая знакомиться с остальными хозяевами станции. Замечаем двух иностранцев, они тоже гости на «Вернадского», это их двенадцатиметровик стоит невдалеке от нашей Урании. Владелец – норвежец Эрик, четыре года он в одиночку, не спеша добирался из Норвегии до Аргентины. В Ушуае познакомился с двумя парнями, чтобы пройти через грозный пролив Дрейк и добраться до Антарктиды. Из попутчиков один оказался аргентинец-моряк (имя его неизвестно), второй американец из Калифорнии – Девид Мерси, кинорежиссер. Едва миновали Горн, их яхту бросило в брочинг, потом еще несколько раз укладывало мачтами на воду, нервы аргентинца не выдержали, и его снял с яхты, к счастью, проходивший мимо корабль. Эрик и Девид продолжили плавание. У них сломался мотор и через пролив Лемэйр они трое суток на малюсенькой шлюпке тащили яхту на веслах, пока их не заметили украинцы. Сегодня они, как и мы, желанные гости, тем более что Девиду исполняется 36 лет. И начальник станции Виктор поднимает первый тост по этому поводу, Девид растрогался до слез.

Читать дальше

Мы наслаждаемся теплом и едой, ходим в гости на Китайскую станцию, что в четырех километрах. Китайцы встречают нас с большой радостью, угощают национальными блюдами, дарят много еды – консервы, приправы, соусы, водка китайская, конечно, но потом, когда наша кончилась, пошла и она. В свою очередь все китайцы ходили на нашу яхту, все осматривая, щупая, цокая языками и восклицая – когда же их китайская яхта придет к ним в гости?

Так же с удовольствием нас приглашают в гости Чилийцы, у них на станции есть даже телефон-автомат. «Можно позвонить в Москву?» — Спрашиваю я. Нет проблем, 10 песо… Хватаю трубку. «0й, Колыбалов, — раздается с задержкой сонный радостный голос Ольги. — Ты где?» Я из Антарктиды звоню, как вы… как мои Тимошка с Маргошкой? Я так люблю своих собак, что намедни во сне поколотил Ольгу – приснилось, что она сдала моих красавиц в приют. «А, такой сякой, — понеслось из Москвы, — семью бросил, шляешься неизвестно где, да я лучше тебя сдам В приют…» Слезы радости-умиления текут по моим щекам, вот он дом, рядом, тысяч 15 километров, вот моя Ольга, все такая же, не изменилась.

Нашу станцию от чилийской отделяет только грунтовая дорога, это, наверное, единственная государственная граница, где нет ни пограничных столбов, ни пограничников. Наши свободно ходят позвонить или в магазинчик. Чилийцы к нам запросто, попить чайку, приносят нашим механикам детали, приборы для починки. В один из таких вечеров мне повезло чуть больше других.

Я сидел за столом рядом с молодой симпатичной чилийкой, внучкой Аугусто Пиночета, чокаясь бокалами, общаясь. В свое время Пиночет уделял немало внимания станции, подарил хорошую библиотеку. Его внучка является одним из кураторов станции. В данный момент зашла спросить разрешения помыться в знаменитой русской бане, что в итоге на несколько часов отсрочило наше отплытие. Боцман, узнав, что в бане моется внучка самого Пиночета, вдруг решил, что забыл там свои кроссовки, и яростно все пытался прорваться туда за ними, а мы все это время, пока чилийка мылась, сдергивали его. И только когда внучка, раскрасневшаяся от пара, проехала мимо нас в машине, сделав через стекло «чао», боцман вспомнил, что кроссовки давно на яхте. И мы, наконец, с вещами идем к яхте в окружении наших друзей зимовщиков сфотографироваться на прощание у символа станции Беллинсгаузен, у столба со стрелками городов и расстоянием до них. В этом году на столбе появилась еще одна стрелка со свежевырезанными крупными буквами — «Рязань» 14 000 километров. Боже, как же далеко нас занесло!

Мы тоскливо выбираем якорь, на берегу кучой стоят наши друзья, рядом с ними – такая же группа пингвинов. Делаем прощальный круг по бухте и уходим дальше, на юг, а вслед нам вздымается в небо прощальный салют ракет.

Читать дальше

Последующие два дня погода улучшилась, 8-го февраля утром справа по борту увидели торчащие из воды скалы, а вскоре за ними показались очертания земли. Это остров КИНГ Джордж, входящий в группу Южных Шетландских островов. Наши мореплаватели Белингсгаузен и Лисянский, в XIX веке открывшие эти земли, называли этот первый антарктический остров «Ватерлоо».

Вот она, Антарктида!

Связываемся с нашими зимовщиками: «Ребята, привет, мы близко, идем на всех парусах».

«Ждем, топим баню», — был короткий ответ. Но близок локоток… Слабеет ветер, и мы входим в бухту к ночи. Совсем стемнело, справа и слева какие-то огоньки, куда… Вдруг с берега по воде ударяют лучи прожекторов. Это наши, предусмотрительно подтащив к кромке воды четыре прожектора, направили свет на буй, за который мы должны причалить. Мы, радостно галдя, пустили вверх три зеленые ракеты. Пришвартовавшись, в лодку и на берег. Я прыгаю в ледяную воду, чтобы успеть заснять вполне исторический факт – второй раз после Беллинсгаузена и Лисянского и первый в 2О-м столетии отечественная яхта, на которой в луже-то рискованно плавать, с русским ребятами (ни одного профессионала) дошла до Антарктиды… Ура, ура, ура!

Ах, какая это была встреча, какая горячая баня – до обморока, а потом водка до «потери сознания» — то есть досыта… Как нас встретили наши парни…

Начальник станции Константин Константинович Левандо, поднимая тост за нас, воскликнул: «Мужики, вы первая российская яхта, которая посетила нашу станцию, спасибо! А с нашей стороны мы поможем вам, чем можем». «Поможем!» — Дружно звякнули 27 наполненных до краев стаканов. Мы как будто попали в свою семью. Ремонт, зарядка аккумуляторов, заправка топливом, стирка белья, продукты – все за нас делали наши хозяева. За ужином постоянный вопрос Константина Константиновича: «Мужики, думайте, что надо еще, пока вы здесь».

Мы расселились по теплым домикам, на холодную яхту никого не заманишь.

Наша станция на острове Кинг-Джордж (Ватерлоо) называется им. Беллинсгаузена, находится на 62/11,59 южн. широты и 58°53,37 западной долготы между проливом Дрейк и Брансфильд. Открыта станция 22 февраля 1968 года. Буквально через год рядом поставили свою станцию чилийцы, назвав Теньенте-Родольфо Мapш. Позже неподалеку возникла Аргентинская станция Хубани, Грейт Уол — Китай, Арктовский — Польша, Кинг-Седжон — Южная Корея.

Чилийская станция активно развивается, сейчас ее численность более ста человек: 35 детей, школа, магазин, спортзал, церковь. Наша старейшая станция медленно и верно «загибается» – на зимовку остается 6 человек. Вывозится оборудование, опустевшие домики скупают чилийцы, кусочек за кусочком, «спасибо партиям за это».

Читать дальше

И все же ночью это случилось. Я сдал свою вахту в 24 часа Валере, помог ему пристегнуться, и когда по спинам прокатился очередной вал, нырнул в рубку, задраился брусом и стал добираться до своей каюты. Морду не расплющил лишь потому, что в момент сброса лодки с волны уже держался за барную стойку в кают-компании. Почувствовал, что лечу куда-то, удар, грохот в рубке, лодку завертело… Как я удержался, уж не помню. Выбрался – и к Валере, на месте, машет мне рукой, приказывая задраиться. Наверху творилось что-то невообразимое, в рубке тоже, но нам, дилетантам, повезло опять, не иначе провиденье всевышнего. Единственный компьютер, по которому мы берем погоду, остался цел. Когда яхту швырнуло с гребня волны, и она подала под углом в 90 градусов, при ударе компьютер, сорвав с креплений, просто перебросило на мягкую диванную спинку правого борта, он совершенно не пострадал.

Пострадал наш любимый боцман, его сшибло с койки и слегка попортило физиономию о противоположную переборку.

А назавтра мне и пострадавшему боцману повезло. Пятого Февраля к вечеру ветер значительно ослаб, волны были велики, но уже пологие, можно было не пристегиваться. Яхта упрямо шла на юг, переваливаясь с горы на гору.

Свинцово-серые вода и тучи, как вата обволакивали яхту со всех сторон. Джипиэс показывал, что солнце село сорок минут назад. Полярные сумерки. В 10 часов из рубки высунулся подышать и покурить пострадавший боцман, гордясь своими размазанными по лицу ссадинами. Про эти широты в проливе Джейка в лоции сказано, что здесь иногда возникают явления «ложного солнца», то есть закатившееся несколько часов назад солнце вдруг появляется над горизонтом. Я, посматривая на зарифленый грот и на компас, время от времени подруливая, беседовал с боцманом. Саша повернул голову, и вдруг, дико посмотрев на меня, воскликнул: «Аркаш, ой что это?» Я посмотрел в ту сторону… на нас наваливался огромный красный спинакер, перечерченный сбоку белыми полосами. Что это, боже?…

Когда момент «невиданности» и испуга прошел, мы увидели «это»… Над серым океаном висел большой медный с красноватым отливом шар, гораздо больше, чем солнце, и явно ближе, чем солнце на горизонте. Он был тяжелый, объемный, и было видно, как ту или иную часть шара перекрывают движущиеся серые сполохи туч.

Явление длилось минут десять или пятнадцать, и мы с боцманом зачарованно смотрели на это, не в силах оторвать глаз. Постепенно шар был затянут тучами и исчез. Это было фантастическое видение. Жаль, что нельзя было это явление сфотографировать – сумрачно, да и «прикладывало» прилично.

Читать дальше

4-го февраля утром, вот он мыс Горн на курсе, мили полторы или две осталось. Как он нас заметил? А заметив, узрел в этом некоторую наглость. И как засвистел, задул встречным ветром, отодвинул, как ладонью! И погнал прочь, не переставая дуть – шесть, семь, восемь баллов, правда, почти попутный. И ничего вроде, всего два раза бросило в брочинг. Идем под такелажем, убрав «все паруса, выжимая до пяти узлов, весь остаток дня и всю ночь.

Волны в Дрейке просто огромные, не волны, горы какие-то. Когда лодка ухалась вниз, с волны, то по 24-х метровой грот-мачте можно было определить высоту в 12-15 метров. Тем не менее, места для страха в голове не было. Когда ты на руле, «прикованный» страховочным тросом, а ребята в рубке, задраившись толстым брусом, чтоб не выбило дверцы шальным ударом волны, в эти часы ты как бы особо ответственен за жизни своих товарищей. Во что бы ни стало надо выдержать курс в этой бешеной свистопляске, пытаясь уходить от наваливающихся на яхту пенных бурлящих гребней. Уходить по возможности в «раковину» или постараться развернуться к «ненормальной» волне кормой, чтобы не «бросило» в брочинг.

Читать дальше

2-го февраля 99 г. Уходим на нелюбимой железной, холодной лодке, но я счастлив, тем, что побывал еще в одном сказочном месте, сделав серию хороших снимков, что впереди – Антарктида, остановка, съемка, то есть любимая работа. В 9 часов позавтракали, причалили к пирсу местного яхт-клуба – заправиться водой и помыться в душе, так как наша яхтенная сауна – как очаг на картине у папы Карло, за деревянной дверью – продуктовый склад.

Идем попутным ветром до чилийского пограничного пункта Пуэрто Уильямс, чтобы получить разрешение, если повезет с погодой, высадиться на знаменитом острове Горн, камешков понабрать, наглость какая. К вечеру на траверзе Порт Уильямс делаем правый галс и пытаемся войти в узкий вход бухточки, где видим какую-то баржу и несколько яхтенных мачт. Попытка не удается, мы садимся на мель у самого входа в бухту. Не плотно, но сами сняться не можем, начинается отлив.

Рядом на буе стоит шикарная яхта под флагом Новой Зеландии. Еe хозяин машет нам руками, показывая, как надо объехать мель, но поняв, что мы уже на мели, бросается к своей резиновой лодке и своим пяти сильным мотором пытается оторвать наш 6О-тонный утюг от грунта. Егo лодчонку швыряет из стороны в сторону, нос вздергивается вверх, почти вертикально, мы тоже вовсю работаем своим мотором назад.

Эти потуги видят с берега, и к нам устремляется большая резиновая лодка типа «зодиак» с двумя полутораста сильными подвесными двигателями. Мы бросаем им трос, — кто вы, спрашивают они, прежде чем врубить газ.

В лодке их четверо – трое парней и девушка, в форме, чилийские пограничники, немного выпивши, у них хорошее настроение. Узнав, что мы русские, удивленно и обрадовано восклицают: «О! РУССКИЕ!», и врубают оба движка. Шкот натягивается, как струна: русский, русский, русский, давай-давай! – привстав, подбадривает один из пограничников. Наконец, мы медленно сползаем с мели, чилийцы машут нам руками и скрываются в наступающих сумерках.

Новозеландец тянет наш длинный шкот, хочет завести его за свой буй, чтобы нас не вынесло обратно в пролив. Мы обрадовано кричим ему, что хотим причалить к его борту. «О, нет! — В ужасе восклицает он. — У меня дорогая яхта!» И бросает незакрепленный еще конец в воду. Нас выносит в пролив, где мы CHOВА делаем галс и со второй попытки входим в бухточку, шумно причаливая к крайней из стоящих здесь яхт.

Форт Уильямс – пункт пограничный, сразу приходят представители местной администрации, узнать наши намерения. Намерения наши их устраивают. Пройти вдоль берега по чилийской территории и посетить мыс Горн, — власти дают добро, всего за 50 долларов. Все отлично, все рады, камешков набрать с мыса Горн! За малостью дело, забыли у мыса Горн спросить разрешение, а он и не разрешил.

Читать дальше

Ушуая — самый южный город земли, пронизываемый, зимой антарктическими ветрами расположен на берегу безопасной бухты, в проливе Бигл. Возник городок на месте бывшей здесь китобойной базы, позднее – каторжная колония, где доживали свои дни последние русские анархисты. Самый знаменитый из которых – польский еврей Родоновский, вначале века бросивший бомбу в шефа петербургской полиции. Ныне Ушуая – современный туристический город. Бывшая страшная тюрьма превращена в музей, чисто, уютно – увы, не чета нашим северным городам-баракам.

Отсюда вы можете легко совершить увлекательное путешествие в Антарктиду. Научные суда «Профессор Шулейкин», «Академик Мультановский», «Академик Иофе», шесть наших научных судов, бывшая гордость бывшей Советской науки – давно наукой не занимаются, а занимаются извозом туристов. За 3-9 тысяч ам. долларов, в зависимости от маршрута, можно из уютной теплой каюты, потягивая терпкое красное вино, разглядывать обжигающие холодом суровые пейзажи Антарктики. Мы тоже рвемся туда за этим, увидеть, ощутить эту леденящую красоту. Правда, в каютах наших около 0, смело можем констатировать, что у нас – единственная в этих широтах яхта, не имеющая отопления. И терпкого вкусного, красного вина не пьем. Пьем мы здесь дешевый медицинский спирт, по 50 центов пол литра. «Смирновку» капитан спрятал в своей каюте, до лучших дней.

Я, как человек более свободный, кроме того что рулевой-матрос, фотограф, летописец, являюсь еще и хранителем тайно от капитана приобретенных запасов спирта. Который я довожу до нужной кондиции и до стола в момент нашего общего желания и отсутствия капитана. Приобретается спирт в аптеке, последний раз в Мap дель Плате брал 20 штук. «Твинти», — Говорю продавщице. «Ту?» — Не понимая, переспрашивает дама. Да твинти, твинти! Рашен маринер! «О, рашен, окей, окей», — побежала она в кладовку. Сейчас наши запасы несколько истончали, и мне поручено на собранные командой из всех карманов последние «гроши» купить еще пузыречков 15-20.

Итак, я свободный и одинокий, шагаю по Ушуае, восторгаясь, какой замечательный городок, какие окрестности, лес и горы, «выстреливая» кадр за кадром, запечатлевая фантастически исковерканные ветрами стволы деревьев, узкие чистые улочки южного городка. Поражаясь доброжелательности людей. Меня, обвешанного Фотоаппаратурой, то и дело пытаются подвезти, останавливая машины, предлагают угостить пивом, приглашают в гости. Я зашел в один дом, на окраине, маленький, вроде нашего садового домика. Небольшая комнатка, тут же кухня, наверху – спальня. Чисто уютно, много электроники, большой телевизор, телефон, домашняя радиостанция. Хозяин достает пиво, и мы общаемся.

Он по-испански, я по-русски. Я рассказываю ему, что я фотограф, путешествую вокруг света, а он объясняет, что зовут его Санчас, что он женат, у него два взрослых сына, они и жена — таксисты, он – их диспетчер. Пока живут они в этом маленьком домике, а рядом понемножку строят блочный, побольше. И еще он то и дело жаловался, что нынче жаркое лето, на улице действительно зашкаливало за 8 плюс, и было не очень холодно. На дорогу Санчес по дарил мне еще одну литровую бутылочку пива, я вышел на берег пролива Бигл и, попивая прохладное пиво, стал писать моему другу Вячеславу письмо в Москву из самого южного городишка планеты.

Читать дальше

29 января 99 г. Проходим пролив Ле-Мер, после которого нужно поменять галс на право и войти в длинный узкий пролив «Бигл», разделяющий архипелаг «Огненная земля» на две части и поделенный между Аргентиной и Чили. Нам нужно пройти около ста миль по проливу, зайти в самый южный город планеты Ушуаю, где в течение двух-трех дней подготовится к отчаянному броску в Антарктиду.

В проливе Ле-Мeр в очередной раз пуганул немножечко шторм (юг все-таки), дотянувшись хвостом из 4 «Дрейка», полтораста километров всего, — дотянулся, ударил нас, потрепал с пол суток… и сгинул… Ну а мы все же 29-го к вечеру впихнулись в «Бигль» и вторые сутки при противном ветре пытаемся идти вперед, помогая себе мотором.

Зайдя на утреннюю вахту, вижу, как у самых скал бьется с ветром парус небольшой яхты, да как бьется, думаю, вот бедняга! А бедняга через пару часов ушла вперед и скрылась из глаз. А мы все ползем, ползем, и нет ни сил, ни возможности лавировать не нашем «утюге-полуфабрикате».

Вскоре нас также ходко обошла французская шхуна (успел прочитать — «ВАЛНАЛЛА»), красиво лавируя, ушла вперед и тоже скрылась из глаз. 30-го, к полудню в Ушуаю входим и мы, как всегда, на нервном подъеме, с руганью, как всегда подальше от берега и от других яхт, бухаем якорь и, как всегда, сразу вниз – хватануть по рюмке-по второй, по третьей… Потом идет распределение работ по яхте, и я впервые «бунтую», что ни чего не буду делать, кроме своих прямых обязанностей фотографа. Капитан так поражен моим «бунтом», что дает два песо на пиво и освобождает от всех яхтенных работ на все время стоянки в Ушуае.

Читать дальше

18 января 1999 года. Вышли из Мap дель Платы курсом на юг, в самый южный город планеты – Ушуая. Каждые сутки ощущаем, как свежеет днем, холодает ночью, как чаще, резче меняется ветер. Труднее дается каждая миля, каждый градус на юг проходит медленнее, труднее. Нас уже не подгоняет теплый пассат, не охлаждают ливни загорелые спины. То и дело противный ветер, то и дело приходиться менять галсы, выматываясь на рулежке и парусах.

Плаванье наше не зря относится к разряду экстремальных… Об этом можно сказать особо: яхта построена именно для экстремальных путешествий, из толстого корабельного железа с глубокой осадкой, что делает ее неуклюжей и тихоходной. Мы с завистью наблюдаем, как легко лавируют в тесных заводях наши буржуазные коллеги на более крупных яхтах. Для нас же каждый заход в порт, в яхт-клуб – все на пределе технических и нервных возможностей. Мат, крики, белый, как глина, капитан, и, когда, наконец, бросаем якорь где-то подальше то других яхт, не дай бог кого-нибудь задеть, — капитан дрожащей рукой хлопает каждого по плечу по спинам: «Приехали, приехали, мужики!», и сразу вниз, по рюмке водки, сбить стресс. Снятие с якоря и уход – это тоже почти кино. Пятеро мужиков, обязательно в трусах, чтобы не испачкать липким илом свои штаны, с натужными криками тянут цепь. Иностранцы с соседних яхт, открыв рты, смотрят на это представление, видимо, даже не понимая, что происходит. Так как везде давно поднятие якоря происходит одним нажатием кнопки. В-третьих, вода, она не литрами, а тоннами постоянно плещется под пайелами, соленая, холодная и противная, создавая повышенную влажность и неуют в каютах. Про туалеты я уже не говорю – из четырех работает два, по очереди, то один в корме, то второй, у меня в каюте. Сейчас в исправности мой, и все бегают в мою каюту, слышимость такая, что через некоторое время, хочешь или не хочешь, я начинаю определять по характерным звукам, кто ввалился в мой туалет и каково состояние его желудка. В-четвертых, не работает на яхте задний ход, то есть он вроде как бы работает, крутится, но на яхту это никак не действует. Если ее несет, так и продолжает нести, хоть сто раз крикни Иван Иванычу: «Полный назад!» В-пятых, машинное отделение, о, это чудо техники, переплетение труб, проводов и веревок… Все сделано так, чтобы как можно труднее было добраться рукой до нужной кнопки, рычага или крана. Наши механики, Валера и Иван Иванович, все время просят меня сфотографировать их там в рабочих положения. Порой для этого приходится принимать позы просто немыслимые, а надо это им для того, чтобы послать в журнал для публикации под рубрикой «Что бы это значило». В-шестых, рулевое устройство (рулежка) – тут разговор особый, можно поерничать, т.к. и мне приходиться «рулить», то есть управлять яхтой по четыре часа в сутки в любое время В любую погоду. Вспоминая дневники Джошуа Слокама, в которых он пишет, что сутками не притрагивался к штурвалу своего «Спрея» и за это время его яхта не отклонялась от курса ни на градус. Прошло уже более ста лет после написания стариком Джошуа оных слов, и яхтенное искусство далеко шагнуло вперед, конструктор же нашей яхты – шагнул назад, лет на триста. На нашей яхте не то что руль ни на секунду нельзя оставлять… На некоторых курсах, на курсе фордевинд, например, всякое управление превращается В истинное мучение, в «Сталинградскую битву», и я так матерю главного конструктора и прочих других исполнителей проекта, что беднягам, наверно, дурно спится…

Ну, в общем-то, это так, я ворчу, но не вру, ей богу, это когда устал или настроение плохое. День, другой, дурное настроение проходит, и снова поражает взор красота океана, начинаешь замечать отличные от северного полушария явления природы. Вода в воронке, например, — у нас при вытекании закручивается по часовой стрелке, слева на право, а здесь – наоборот. Я так подумал: у нас мужики, когда спорят выпить из горлышка пол литра водки не отрываясь, спорщик раскручивает бутылку слева на право, чтобы водка по спирали как можно быстрее вытекла ему в глотку, здесь, в южном полушарии, не зная этого, спорщик может проспорить. И с луной тоже фокус: проведя мысленную линию поперек и получив условную букву С или Р, понимаешь, стареет месяц или нарождается. В южном полушарии все наоборот, при воображаемой букве С луна растет, а при Р – стареет. А вот «южный крест слегка подкачал, южный, южный, а смотреть не на что. Наша «Большая медведица» против «южного креста» – красавица просто.

Минуем пятидесятую параллель, где-то на траверзе Санта-Крус и Рио-Гальегос. В лоции написано, что в этой части света возникают сильные свечения моря. Началось в двенадцатом часу вечера, моя вахта подходила к концу. Это была истинная «фантасмагория» (я не знаю, есть ли такое слово «фантасмагория» и что оно означает, но по-другому сказать нельзя). Совершенно черное небо, усыпанное мириадами мириадов ярких холодных звезд. Казалось, что нас накрыл звездный купол, с еще более плотной дорожкой звезд млечного пути, такой плотной, что можно было ступать по нему. И вдруг неожиданно быстро зеленым фосфорным светом стали светиться гребешки волн, сначала более крупных, через какое-то время – ярче, чаще, и вот уж море-океан полыхает призрачно-зеленым фосфором… Пенные гребни вспыхивают холодным огнем. Так ярко, что становятся похожи на звезды, и возникает полное ощущение неба под тобой, зелено-голубым светом сияют паруса, ванты… Кажется, что летит в бескрайнем космосе огромная птица с белыми в брызгах крыльями-парусами, и мы, ее пассажиры, зачарованно смотрим с борта, силясь понять, где вода, где небо?..

Продолжалось это и час, и два, то угасая чуть, то вспыхивая с прежней силой, и мы все до единого оставались в полном молчании, порой не сдержав восклицания от удивления, пока к утру не стихло все – и ветер, и буйство огня на море и в небе…

Ох, как стоят все наши мытарства того, чтобы хоть раз увидеть такое.

Читать дальше

Вернувшись на лодку, сразу попали в оборот к новым друзьям, которыми ребята «обросли», пока мы с Димкой отсутствовали. Еще при входе в порт Map дель Плата мы миновали большее судно «Ригостар», столпившиеся на борту которого матросы разглядывали наш флаг. Вдруг из толпы с борта донеслось: «Мужики, откуда?» Отовсюду: Владивосток, Сахалин, Тольятти, Москва, — в ответ заорали мы, и хором: «Спартак-чемпион!» «Черноморец-чемпион, — дружно донеслось в ответ, — вечером в го-о-о-сти ждем!». Ясно, мужики одесситы. Так и оказалось, в порту работало аргентинское судно по углублению дна, экипаж которого состоял из украинских моряков. Они буквально взяли наш экипаж под свою опеку. Накормили нас, напоили, вымыли в душе, выстирали наше белье, добавив ко всему ящик пива и несколько своих простыней.

Здесь, в Map дель Плате не мало русских, украинских, белорусских моряков, брошенных своими отечествами без средств к существованию во время демократической перестройки, живут по нескольку лет, кто подженился, кто женился по-настоящему, подрабатывают кто где как может, а их арестованные суда – ржавеют у пирса. И вообще в Map дель Плате отношение к русским очень хорошее (украинцы и белорусы здесь тоже «русские»). Когда-то во время аргентино-английского конфликта из-за Фолкленских-Мальвинских островов наше рыболовное судно подобрало в море 15 трупов аргентинских военных моряков, погибших во время этого конфликта, и доставило тела в порт. После этого печального случая Map дель Платцы стали относиться к российским морякам по-особенному. С нашей яхты впервые совсем не потребовали никаких денег, предоставив нам и свет бесплатно, и душ. Мы в ответ руководству «марины», подарили хорошие наборы смирновской водки. Больше, увы, ни чем отблагодарить не могли.

Дети, во множестве плавающие на лодочках и на серфинге около нашей яхты, как только кто-нибудь выходит на палубу, начинают приветствовать, выкрикивая: руссо, руссо, виват, аванти. Рыбак Эрик по кличке «негро», возвращаясь на своем катере, бросает нам на палубу рыбу со словами: «Руссия – гуд, инглиш – но», — и резко проводит ладонью по горлу, как ножом.

Во время оформления таможенных документов нам помогал бывший украинец, ныне аргентинец Василий Петрович Ярмолюк. Мы подружились с ним и его женой Анной Семеновной, дочерями Анной-Марией и Сильвией (симпатичные и не замужем, между прочим). Они отнеслись к нам с особой родительской теплотой, приглашали нас к себе в гости, бывали в гостях у нас. Хозяйка все время жарила что-то, парила и варила, продуктов надавали недели на две, а Василий Петрович (столяр по специальности) славно укрепил дубовыми брусьями расшатанные дверцы на рубке яхты, чтобы не дай бог не выбила ее шальная волна. Владельцы портового ресторанчика Оля с Колей, так мы их звали, узнав, что в «марине» стоит русская яхта. Примчались, чтобы пригласить в ресторан: «Бесплатно, бесплатно, мальчики», — сразу успокоила Оля. А ведь сами еще как следует на ноги не встали. Оля наварила борща, пельменей, пива с водкой – ну хоть залейся… Вот так мы и прожили 11 дней в славном городке «Мордеплатинске», не сильно сожалея, что не встретились с бывшим русским корнетом или поручиком, все еще впереди…

Читать дальше

8 января. Быть в Аргентине и не побывать в «Париже» латинской Америки, Буэнос-Айресе, это преступление для фотографа. И вот 8-го января рано утром на первом автобусе я и Димка мчимся в «Буэнос». За окном – чисто южнорусский пейзаж посадки: рожь, подсолнухи, кукуруза, лошади, овцы… Если сделать снимок, никто не поверит, что Аргентина. Четыре часа езды по «России», и мы в столице.

Город ошеломил обилием людей и разнообразием архитектурных стилей. От испанских колониальных строений и зданий «ну как в Париже» и до суперсовременных домов из стекла и бетона. Поражает широкая, самая широкая в мире улица, авенида «9 июля» с черте-скольких-рядным движением и высоченной мраморной стеллой посередине.

В городе сотни, если не тысячи парильяс (гриль-бар), на каждом шагу буквально, от электрических до традиционных, гаучо, где мясо (ни в ком случае не курица) готовится прямо в витринах на горячих углях. Кусок свежего поджаренного мяса и бутылка дешевого, но хорошего красного вина – это обычный обед для большинства аргентинцев. В Аргентине выпускается более пятидесяти марок вина – от дешевого на разлив в кувшины и до отменного качества, но по цене не намного дороже, 4-6 песо за бутылку, вполне доступно.

Очень любопытна «Флорида» – пешеходная улица в центре, в любое время суток так «набита» людьми, что кажется, будто все десять миллионов портеньес вышли на улицы. Флорида и Авенида Санта Фе, десятки магазинчиков забиты дешевыми кожгалантерейными изделиями – кожаные куртки, пальто, шубы стоимостью от 50 до 300 песо. Еще совсем не давно сотни челноков из России сновали туда-сюда по улице Санта Фе, скупая дешевую кожу. Теперь «Аэрофлот» прекратил полеты в Аргентину, количество челноков резко уменьшилось, хотя нет-нет, да и услышишь русский маток – наши идут.

В Аргентину очень легко получить визу в России, на три месяца с правом работы. Украинцы запросто получают на год. В последнее время в связи с кризисом в России и в Украине около 90 000, в основном украинцев расползлись по территории Аргентины в поисках работы. Без знания испанского языка, без денег, тяжело, трудно, но «кинутые» родиной люди едут, едут и едут. Мне очень хотелось повстречать местных русских, пообщаться. Получилось в первый же день.

В авиа кассах «Бритиш Эрлайн», где Димка решал свои проблемы с билетами, я услышал знакомые мне фразы: » Да в Петербург, ептвую…» О наши! Я подошел познакомиться давно заученной фразой: «Не будучи представленным, позвольте с вами познакомиться?» Сработало, один улыбнулся, протянул руку… А я продолжил: «Ребят, вы местные или в командировке?» Показывая на блондина, более загорелый ответил: «Вот он в командировке, а я живу здесь, бизнес…» Русские общины здесь есть, церкви есть? — Был второй вопрос. Вроде есть, и церковь вроде бы есть, на улице Булнес, кажется… Нерешительно подсказал загорелый, ну и на этом спасибо, как только Димка заказал для семьи билеты, тотчас тащу его на улицу Булнес. Огромный десятимиллионный город казался непроходимым, если бы не доброжелательность горожан, к которым мы обращались со знанием испанского в количестве двух слов: «извините, рашен четчь, авенида Булнес». И ведь нашли, довольно быстро нашли. У одного спросим у другого, где на метро, где пешочком, язык до «булнеса» доведет. Вот и он, зажатый большими домами маленький Русский храм. Благовещенский храм, принадлежащий Московской Патриархии. И нам жмет руки Архиепископ Аргентинский и Южноамериканский Мон-Сеньер, Владыка Платон. Познакомившись, обращаемся к нему, каждый со своим. Димка хочет устроиться бы на работу, хоть на недельку, пока семью не отправит. А я – познакомиться с русскими, живущими здесь и организовать для них Фотовыставку. Что же вы вчера не приехали, такой праздник был, русских было человек триста, вот бы познакомились, разводит руками Владыка. Здесь и клубы русские есть, община. Так шторм владыка, и времени у нас – пять дней разводим руками мы.

Время, время, как его не хватает. Но даже в эти короткие сроки Владыка нам помог, — чем мог. Устроил нас в дешевую гостиницу по 8 рублей, то есть песо с носа. И дал адрес Русской Зарубежной церкви, добавив, что она побогаче. Вечером пригласил на ужин к себе. Время, время, день уже пролетал. Добрались до храма Пресвятой Троицы, увы, время, настоятель храма стоял у большего джипа, битком набитого детворой, галдящей по-русски. Вот детей в лагерь отвожу, каникулы. Опаздываю уже, уж извините. Через неделю буду в вашем распоряжении, вот так…

Вечером Владыка Платон рассказал нам, точнее преподал замечательный урок о возникновении православных храмов в Аргентине: В 1888 году был создан первый приход при Русской Императорской Дипломатической миссии во главе с присланным из России священником Михаилам Ивановым, в ответ на просьбу православных русских, украинцев, белорусов, греков, сирийцев, сербов и т.д. Служили в походном храме, присланном из Мадрида. В 1901 году был взведен первый православный храм в Буэнос-Айресе, в честь Пресвятой Троицы. Храм возводился на средства, полученные от императорской фамилии, а также от сбора по всей России. В 1941 году настоятель храма Пресвятой Троицы (не будем называть его имя, господь знает) призвал верующих помолиться за победу немецкого оружия, чем оттолкнул большинство прихожан. После чего они обратились к Святейшему Патриарху Московскому об учреждения храма патриаршей юрисдикции. Так в 1943 году возник еще один храм в Буэнос-Айресе, Храм Благовещенский… Владыка Платон, Архиепископ Аргентинский и Южноамериканский, бывший Архиепископ Ярославский и Ростовский командирован сюда вторично.

Владыка, человек добрый, с открытым, усталым взглядом, такой и должен быть русский за рубежом. Сколько сейчас здесь скитается наших, бесстыже ограбленных своей страной, и все к нему, все к Владыке, в поисках работы, жилья, в поисках совета… А потом был долгий ужин, с хорошим вином и песнями. Владыка сам приготовил мясо по-аргентински, натушил капустки по-русски, и мы сидели
ели и пили, говоря о России, о людях, о добре и счастье. А за полночь были песни, мы с Димкой заслушивались до слез, как Владыка со своим помощником, отцом Георгием исполняли на два голоса песни, русские, украинские, «Варяг», марш «Славянка», сильными голосами, громко, проникновенно, красиво. Такие песни у меня на Родине уже не поют… Всю ночь на тихой улочке Булнес в центре Буэнос-Айреса звучали замечательные русские и украинские песни. Через день мы с Димкой уезжали в Map дель Плату на яхту, по которой не соскучились.

Читать дальше

7 января 99 г. Притащились, наконец, в Мар дель Плату, именно притащились. Перед входом в порт не включился главный двигатель, «скания», и капитан принял рискованное решение при сильном боковом ветре входить в незнакомую акваторию под одним стакселем. Капитан молодец, ловко попал в створ бухты. Мы во все глаза высматривали мачту яхт-клуба, увидели, наконец, изо всех сил пытаемся сделать поворот вправо, получается вроде, с трудом, уф… Бухаем якорь неподалеку от яхты наших старых знакомцев, еще с Канар. Красивая белая лодка «Футуро». Хозяин яхты Крис, увидев нас, обрадовался (потом он крепко пожалеет об этом), подплыл на резиновой лодке к нам, обнялись, выпили по русскому обычаю по рюмке «смирновки», за встречу. Вскоре Крис уехал на свою яхту, пригласив в гости нас, ну а мы, по русскому обычаю, выпили еще «смирновочки», еще и еще… Утром рано, с распухшими головами я и Димка отъезжали на автобусе в Буенос Айрес, насчет билетов Лене и Джеке. А наши, как потом рассказывал боцман, побывали в гостях у Криса, но довольно своеобразно. После нашего отбытия вскоре ударил шквал, и нашу яхту вместе с якорями потащило на яхту Криса, и она своим тяжелым бушпритом начисто снесла леерные стойки на его яхте. Крис стоял на палубе белее, чем глина, а леерные стойки с негромким хрустом сыпались, как шашечки домино. Вот как русских в гости-то приглашать.

Крис, за поломку денег с нас брать не стал. «Да и хрен возьмет с тарелки деньги», как сказал бы мой друг, собачник Вовка Воронский. После этого случая Крис в гости уже не приглашал, да и смотрел в сторону нашей яхты с большей опаской.

Читать дальше

27 ноября 98 г. Мы приближаемся к Мордеплатинску (Map дель Плата по-ихнему), чтобы отпраздновать новый год в тихой бухте. С надеждой встретить в порту миллионера, бывшего корнета или поручика, который, увидев нашу яхту, воскликнет «о земляки!», и, плача, потащит нас в ресторан. Но мечтам нашим сбыться не удалось: 28-го ударил шторм, прямо в лоб или по лбу (не знаю, как там у моряков), и штормик-то не ахти, так себе, девятибалльный, обыкновенный. Но в миг изорвал нам стаксель, повредил грот, вышиб и унес, как пушинку, тяжелую дубовую решетку из-под бушприта, да двоих наших товарищей так приложило, что они расписались своими физиономиями на переборках. К счастью, в этот раз меня среди тех двоих не оказалось. И ВОТ мы, вторые сутки уже, задраившись, дрейфуем под такелажем (кидает нас и швыряет обратно в славный городок Рио-де-Жанейро), со скоростью 3-4 узла.

Чтобы описать как-то штормовую стихию ночью, лучше всего подойдут, наверное, слова нашего Валеры, человека плававшего и не многословного. Когда он уступает мне место у штурвала, помогая пристегнуться, успокаивая меня словами: «Все хорошо, нормально, Аркаш, ты, главное, назад не оглядывайся». А я человек послушный, я и не оглядываюсь. Когда лодку бросит почти под 90, так в штурвал вцеплюсь, что и Валера потом не оторвет, а когда гребнем по хребту шарахнет, голову аж в желудок, глубже чтоб не снесло. И только вперед, назад я никогда не оглядывался.

Шторм отбросил нас на 190 миль к северу и новый год я впервые встретил не на земле. К 31-му ветер несколько истончал, и хоть «прикладывало» еще изрядно, справить замечательный праздник «Новый год» удалось. Пока шторм остатками своих сил «вбивал» нас в залив Ла Плата, к маленькому городку Пунта-дель-Эссэ, что в Уругвае, нашей Лене каким-то чудом удалось испечь пирожков.

Новогоднюю ночь мы праздновали в штормовом океане, как и полагается, начав с наших дальневосточников – Димы, Лены, Жени, Валеры.

Далее шел «новый год» Артура, Иван Иваныча, Саши и мой с капитаном – точно в 12 по московскому времени. Я стоял на руле, без пяти боцман выносил мне мою железную кружку с шампанским, не расплескав ни капли. Через какое-то время из кают-компании раздавался громкий свист капитана, сигнал, что ровно 12, и я, держась одной рукой за штурвал, выпивал, желая добра и счастья: Отечеству своему, родителям, жене и сыну, друзьям, собакам и теще тоже. Рано утром 1-го января 1999 года вошли В Пунта-дель-Эстэ… Без виз. Городочек плясал и пел, пуская фейерверки в предрассветное небо.

Даже таможенных властей не оказалось на месте (праздник). Бросили якорь вблизи яхт-клуба, сразу начав возню с парусами и такелажем, «зализывая раны», нанесенные штормом. Изредка кто-нибудь съезжал на берег за покупками. Как-то вернулись из города, Артур и Иван Иванович, радостно испуганные: «Брали в универсаме вещи и продукты, выпить и закусить. Расплатились, а на выходе вдруг сирена, и нас хватают! — возбужденно рассказывал Иван Иванович. — Оказалось, выиграли приз, и нас схватили, чтоб вернуть потраченные нами деньги. Эх, кабы знать, столько б набрали!» — сокрушался Иван Иванович.

Так и простояли в Пунтэ-даль-Эсте трое суток, без виз, никем не замеченные, до такой степени, что даже супруга принца Филиппа, отдыхающая на местном курорте, не соизволила почтить своим присутствием нашу яхту и поздравить нас с новым годом. Ужасно некультурная дама, а еще англичанка!

Читать дальше

18 декабря 98 г. Уговорил с трудом Геру потратиться, подняться на фуникулере на гору «Сахарная голова». Выпросил на себя и на Валеру (он, как и я, без копейки) 50 долларов. Подняться стоит 15 реалов. Поднялись с Валерой, наслаждаясь, наконец, с высоты птичьего полета видом бухты и города. Сделал несколько снимков – в Рио я был, но Рио не видел. Впереди 10-12 дней пути до городка Мар дель Плата (Мардеплатинск — по нашему). Для фотографа страшно проехать мимо, не побывать, не увидеть. Настроение мерзопакостное. Что делать, Жданкин?..

19-го после ПОЛУДНЯ подняли паруса и вышли из бухты Гуанабара в океан, курс на юг, в Аргентину. Вскоре ветер попутный, не сильный сменился на сильный встречный, нас начало прилично «прикладывать». У нашей лодки, обладавшей множеством недостатков, был и такой: при хорошей волне, идя крутым бейдевиндом, она «клевала», то есть черпала носом воду. В парусной кладовой у меня хранились фотографии в рамках. В виду неплотно закрываемого вентиляционного отверстия вода попала в парусную кладовую и залила мою фотовыставку. Из 120 половину спасти не удалось. Я выбросил их в море, да простят меня «зеленые», ей богу, вреда никакого – серебро, желатина, немного целлюлозы и моего труда морю не повредят.

Три месяца я в пути, нет съемки, испорчена выставка, а тут еще капитан принимает решение (правильное, к сожалению, как вчерашний шторм показал) – списать цвет нашего экипажа – Лену и мою любимую Женьку – на берег. Они должна перелететь из Аргентины в Австралию к своим друзьям, и там нас ждать. Я так полюбил Джеку, что второй день не выхожу из своей каюты, кроме как на вахту, пребываю в печали, то есть томлюсь в депрессии, как констатировал бы наш врач Чубаркин. Ну, кто теперь ворвется утром в мою каюту с воплем: «Дядя Аркаш, расскажите какую-нибудь историю, ну пожалуйста, по ваших собачек»? Ух, хитрая Джека…

Но решение принято. Из Мардель Платы Димка отвезет их в Буэнос Айрес, посадит на самолет, а сам вернется обратно.

Читать дальше

Первого прилетает ещё один член нашего экипажа, Артур Чубаркин, врач-психолог из Тольятти. В ночь с 9-го на 10-е он мне приснился – не высокий, плотный, голубые глаза, легкая кривизна носа, темные слегка вьющиеся густые волосы на крупной голове, бородатый, спокойный. Когда я Артура увидел, не удивился: он был похож на Артура из сна «один в один», ошибся только в цвете волос, Артур оказался русоволосым. Гера Артура знал, рассказывал о нем чудеса, одно из которых — как в любой ситуации, где бы то ни было, Артур мгновенно обрастает друзьями. Так произошло и на этот раз.

Первого утром отправили в аэропорт Димку, встретить Артура. Чac, второй пошел, как должны были прибыть на яхту Димка с Артуром – нет и нет… Вдруг к яхте лихо подваливает белый, шикарный катер, на баке расплывающийся в улыбке Артур с двумя чемоданами, без Димки, но «под шафэ» и с двумя друзьями, которыми он «оброс» в самолете, пока летел из Москвы до Рио. Новые друзья Артура: один – наш бывший соотечественник — украинец Сергей – с женой Наташей, живут в Рио-де-Жанейро несколько лет, снимают за 700 реалов четырехкомнатную квартиру в центре. Сергей возит тур-группы по интересным местам, плюс – случайные заработки… Второй – знакомец Юрий Рибейро, сын генерального секретаря Коммунистической Партии Бразилии Луиса Карлоса Престоса. Отец поднимал восстания, уходил в подполье, сидел в тюрьме, а в перерывах появлялись мы, рассказывал Юрий, имея в виду себя, старшего брата Джона и еще девятерых своих сестер и братьев. «Меня назвали Юрием в честь Юрия Гагарина, когда мы жили политэмигрантами в Советском Союзе. Когда отец умер, продали квартиру в Москве и переехали на родину». Джон и Юрий занимаются бизнесом с Российскими фирмами, так как хорошо говорят по-русски.

Вечером Юрий Джон и Сергей повели нас в знаменитый «мясной» ресторан. Входной билет 15 реалов – и можно сидеть и есть до бесконечности, то есть до закрытия ресторана, до двух часов ночи. То и дело подходя к стойке с деликатесами и накладывая раз за разом себе в большую тарелку замечательные салаты, рыбу, сыры и фрукты. А изюминка ресторана в том, что постоянно вокруг столов снуют официанты в белых ливреях, с большими шампурами, на которые нанизаны куски кипящего мяса, предлагая острым длинным ножом отрезать от того или иного куска, объясняя от какой части бараньей или говяжьей туши этот кусок и как он называется.

Уф, мы и «оторвались», наедаясь и напиваясь с большим запасом, до следующего знакомства с кем-нибудь, где-нибудь.

15-го прилетел из Ресифи наш боцман, Саша. Обварившийся ранее и находившийся в госпитале в Ресифи на излечении. Саша был бодр и почти здоров, и капитан нервно засуетился, подгоняя отъевшуюся, обленившуюся команду к очередному «броску на юг». В Аргентину. Да еще принял решение, что в Буэнос-Айрес мы заходить не будем за не имением времени. Все насущные дела будем решать в Map дэль Плате, небольшом курортном городке, находившимся почти по курсу на побережье. Стоять там будем двое или трое суток от силы. Это известие опечалило меня особенно: пройдено уже треть пути, а не сделано ни одной попытки того, ради чего я, собственно, еду. Показать свою Фотовыставку о русской провинции. В Аргентине немало русских первой и второй волны эмиграции. Расстроен, просто не знаю, что и делать. Что делать, Жданкин?

Читать дальше