Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

12 Часть 10. С одной дверью и без единого окна

25

Ужин, мягко говоря, был дерьмовым. Подавали спагетти с мидиями, салаты из редких морепродуктов, на хрустящий хлебушек мы намазывали хумус – закуску из пюреобразного нута, икры не было, была шикарная курица, и мне досталось три ножки, которые я надкусал, но так и не доел, еще был отменный гороховый суп, смягчивший мое жуткое хмельное состояние, на столе в углу лежали всевозможные фрукты: арбузы, дыни, виноград, лайм, кумкват, манго, персики и прочая вкусная жуть, кроме того, отдельно подавали мясо каракатицы. Увидев все это безобразие, я принялся уплетать за обе щеки. Я-то понимал, что ужин выдается дерьмовый, но голод был сильнее меня. Все эти фрукты, вся эта морская дрянь. Несомненно, в другой раз это могло бы выглядеть достаточно аппетитно, но когда за твоими плечами такой странный и пустой день, не хочется ничего другого кроме обжигающе горячего борща и жареной картошки с кефиром. Тебя могут напичкать и лягушачьими лапками, еще дергающимися от вивисекционных экспериментов Павлова, но тогда люди должны понимать, что рискуют воочию лицезреть твою рвоту. Меня уже тошнит писать о том, как меня от всего тошнит. Но что поделать: ночью я узрел образ Христа, и он поведал мне, что я должен дарить миру правду.

В жизни лгать я от этого вряд ли перестану, ведь ложь, подобно красоте, спасает и оберегает от истины. А истина слишком реальна, чтобы позволить человеку жить миром лживой фантазии. Я хочу создать такой мир, в котором не будет ни истины ни лжи. Где все будет правдой и ложью. Мир с одной дверью и без единого окна. Чтобы был мусоропровод, из которого лилась бы горячая вода. Тихая одинокая комната, где все правильно и невозможно. Такой мир вряд ли будет хуже реальности. Той реальности, в которой я сижу за этим столом и давлюсь непонятно чем. Мне бы просто борщ с картошкой. Да кефиру.

26

Справа от меня сидел Джерри. Джерри ел как свинья. Часть того, что ел Джерри, вываливалось у Джерри изо рта и падало к Джерри на тарелку. «Джерри, – говорил я, – опомнись! Ты уже не в стойле, привыкай к новой жизни». В тот вечер Джерри действовал мне на нервы, но я был стоек и продолжать есть то, что стояло передо мной. Задача была простейшая: как можно плотнее набить желудок. Ибо я знал, что этим вечером мы снова будем пить, а от одной бутылочки пивка улететь мне не хотелось. Это было бы крайне вульгарно, а я человек с джентльменскими повадками и люблю, когда все – по высшему разряду. Это важно, черт возьми!

27

Я так и знал, что в конце концов меня обрекут на поглощение кальмаров. Я знал, что однажды это случится, потому что уже с самого начала все не заладилось. Как только мы прилетели в Израиль, на автобусе нас отвезли в небольшой отельчик на окраине городка Яффо, в котором теперь – вернувшись сюда спустя пять дней с первого ночлега – мы, собственно, и ужинали этой вычурной похабщиной, переваривая в уме все впечатления, полученные нами от необычного театрального представления.

В первый раз мы заселились сюда, когда стояла глубокая ночь. В отеле было тихо и безлюдно. Было слышно, как в стенах скребутся крысы. Маленькие бегающие деликатесы с длинными хвостами и острыми когтями.

Сначала я подумал, что это манекен, но по морганию глаз догадался, что на ресепшене неподвижно стоит плотного телосложения седой не по годам жилистый мужчина. Он был похож на древнего горца, безразлично взиравшего на стадо ягнят-девственников. Он молчал и, наверное, не думал, так как любые мысли в этой тишине отеля были излишни.

Со своими чемоданами по винтовой лестнице мы поднялись на третий этаж, где нас ждали стены, равномерно нашпигованные дверями. Одна из них вела в наш скромный трехместный номер. Здесь было две двухэтажных кровати, стол и два стула. И еще небольшой балкончик. Все, что нужно. Все, что необходимо для беспечной холостяцкой жизни. Жизни развратной и полной тонкого идиотизма. Жизни, недоступной муравьям и муравьедам. Это жизнь в темном номере обветшалой гостиницы, где на ужин ты ешь свои обои, где по ночам дрожишь от стука за окном, где в полдень останавливаются часы и замирает время, где солнце падает на помятую кровать. Я принял душ и голый вышел на балкон закурить свежую сигаретку. Меня обдал горячий ночной воздух Израиля. Дым от сигареты поднимался вертикально вверх: воздух был недвижим, не было и намека на ветерок.

22 Часть 10. С одной дверью и без единого окна

Кто-то окликнул меня с соседнего балкона. Я невольно прикрылся рукой и посмотрел туда, откуда доносился звук.

- Ну что, идем к нам? У нас тут еще текила, вино… – Вика знала, чем меня подкупить.

- Хм… Конечно, сейчас придем. Только вот докурю сигаретку. Может, присоединишься? – я убрал руку, которой прикрывался.

- Эм… – Вика мечтательно посмотрела вдаль, – Пожалуй, не стоит, пойду лучше приготовлю стол…

У меня встал от одной мысли, как бы я отодрал эту милую овечку прямо здесь, на этом маленьком балкончике. Я перевел дух, покурил, успокоился. Подумал о том, что как ни крути, а выпить в любом случае не помешает, ведь я и так был уже под хмельком от той текилы, которую по воле божьей выпил залпом в туалете аэропорта. Впрочем, в тот момент я бы согласился на любое пойло, лишь бы не начался отходняк.

- Любимая, да-да-да, крошка, я тебя люблю! Что ты там делаешь?.. Опять стирка?.. – Джерри неуклюже держал телефон правой рукой у левого уха, а левой рукой пытался натянуть на правую ногу носок. Логично, – Ну ты там без меня не скучай… Ну да, я понимаю… Ты же знаешь: я по тебе тоже очень скучаю … Нет, мне не дорого, ты что, я тут специальную карточку купил, мне посоветовали, я с тобой теперь целыми днями болтать могу… Почему?.. Ах да, ты же работаешь, как я мог забыть… Но главное – это то, что я о тебе постоянно думаю… Да, конечно, любимая, ты ведь моя единственная… Хорошо, да, не буду тебя отвлекать, в общем целую тебя очень сильно и обнимаю и все такое… Да, и я тебя, пока! – Джерри положил трубку и наконец одел свои дырявые носки.

- Знаешь, чувак, у меня такое ощущение, что вот прямо сейчас, прямо в этот самый долбанный момент моя ненаглядная ебется с моим лучшим корешом! – Джерри зло смотрел через свои толстые очки.

- Вполне естественная потребность, – да, я всегда умел успокаивать.

- Знаешь, я с ней иногда даже не управляюсь. Только я откидываюсь на спину, чтобы передохнуть или – будь господь ко мне милостив – даже заснуть праведным сном, как она уже опять на мне, все поворачивает ко мне свою сраку, вертит жопой как шальная и пытается меня возбудить. Я ей и говорю, что, мол, дорогая, давай отдохнем, завтра на работу, а кофе уже давно на меня не действует, а она будто не слышит, и мы делаем это еще раз, потом еще и еще, и так до тех пор, пока мой член не распухает, как намоченный батон, и я не начинаю стонать и фыркать, будто загнанная лошадь. Только тогда она от меня отстает и, ни слова не говоря, с довольной улыбкой отворачивается к стене и засыпает, а я еще полночи не могу заснуть от боли в пахе и яичках. Похоже, она чертова нимфоманка.

- Слушай, а телефончик мне ее не подкинешь? Я бы размял с ней свои яйца.

Джерри широко улыбнулся, и мы засмеялись.

- Ты старый еврей, – я похлопал его по спине, – и пытки жены ты точно выдержишь.

28

Из душа вышел Денис. Он рассказал анекдот, сам поржал с него, как это умела лошадь Пржевальского, оделся, мы собрались с духом и пошли в соседнюю комнату, куда нас звала Вика на вечерние посиделки.

Когда мы открыли текилу, оказалось, что ни у кого нет рюмок. Тогда втроем – Вика, Денис и я – мы спустились на первый этаж. Горец по-прежнему стоял на своем месте и вдумчиво смотрел в нашу сторону. По-английски я спросил, может ли он нам одолжить пару стаканчиков, так как нам не из чего пить чай. Он ухмыльнулся и сказал, что может сходить в соседний магазин приобрести нам пару небольших рюмок. Добрые самаритяне. Я дал ему несколько шекелей, и он вышел из гостиницы, громко хлопнув стеклянной дверью. Горец купил несколько пластиковых рюмок, мы поблагодарили его и оставили наедине со своим цельным дубовым столом, уже, видимо, как полгода не звонящим телефоном и черно-белым телевизором, на котором с помехами транслировались картинки всех коридоров этой пятиэтажной гостиницы. Коридоры были пусты, ей-богу, как бывает пуст кошелек после Рождественских праздников.

Горец остался один, но не было похоже, что ему было одиноко: он все так же стоял, ухмылялся, ни о чем не думая, и смотрел нам вслед. Я же, уйдя с компанией людей, которых совсем недавно узнал, почувствовал себя жутко одиноким, но алкоголь позволил мне сохранить самообладание и не окунуться в океан зеленой хандры.

Мы сидели в небольшой комнатке. Вопреки ее размерам здесь помещалось около десяти человек, половина из которых стояла за отсутствием стульев. Мы с ребятами пили текилу, а девушки мерно и богохульно разбавляли ее спрайтом. Мне было тяжело смотреть на это кощунство, поэтому каждый раз, когда пузырьки спрайта въедались в божественный мексиканский напиток, я закрывал глаза и выпивал очередную рюмку, облизывая свои руки в поисках затерявшейся соли с лимонным соком.

Мы долго разговаривали. Это был разговор ни о чем, но именно в таких разговорах и рождается истина. Хоть в тот вечер я ее так и не понял, но мне было приятно, что я еще не разучился впустую тратить время и вести никчемные разговоры. Для меня важной частью моей жизни всегда представлялось пустословие, бессмысленная болтовня за барной стойкой, понимаете, о чем я? Черпать что-то необходимое из набитых информацией разговоров – это одно, а вот облекать смыслом пустозвонные диалоги – это высший пилотаж. В баре я запросто мог провести пять часов кряду за обсуждением правильного способа кладки плинтуса и метеопрогноза на будущую неделю. Бессмыслица такого трепа порой даже меня повергала в уныние. Но я не унывал.

3 Часть 10. С одной дверью и без единого окна

В общем-то, всегда есть несколько точек зрения на одни и те же вещи. Бесспорно, две из них – самые контрастные и самые основные, те, от которых отталкиваются все остальные. И если я ухожу на пьянку, то выглядеть это может совершенно по-разному. Мой домовой (он, кстати, тоже алкаш, но пьет в основном в гордом одиночестве) всегда видит меня в неприглядном свете. Как обычно, он колдырит в вентиляционной трубе и одним глазом наблюдает за мной. Смотрит, как я хожу туда-сюда, ищу свои вещи, чищу зубы, принимаю душ, сушу волосы, ругаюсь вслух, что забыл принести полотенце в ванную, весь мокрый иду в комнату, где полотенце валяется на пыльном диване, вытираюсь, включаю громкий джаз, иду в коридор, смотрю на себя в зеркало, причесываюсь, иду в комнату, дважды брызгаюсь дорогой туалетной водой, проверяю почту, иду на кухню, делаю кофе, с кофе иду в комнату, выпиваю кофе, думаю о фотографии, литературе, о менструальном цикле, одеваю узкие джинсы, рубашку в клетку и без запонок (я ненавижу запонки), одеваю тонкие носки, иду в коридор, смотрю на себя в зеркало, выпиваю завалявшуюся бутылку пива, то се, и выхожу из дома. Словом, он видит, как нормальный человек выбирается в люди. Спустя часов шесть я снова заваливась домой. С той лишь разницей, что теперь я невменяемый и лыка не вяжу. И вот картина: человек уходит, чтобы через пару часов прийти упитым в хлам и с забитыми почками. С другой стороны, для тех, кто находится в баре, я выгляжу вполне естественно: в клетчатой рубашке и узких джинсах я прихожу туда, треплюсь с людьми, выпиваю, танцую, курю. Хотя что таить: хожу я туда не за танцами, а трепля мне совсем неинтересна; в барах я сижу, чтобы напиться. Чтобы не пить в одиночестве, так как в такие моменты мысли о суициде становятся особенно близкими. Но в этом ведь нет ничего необычного, потому что так поступают и все остальные. Все остальные пьяницы и алкоголики этой заброшенной планеты.

Посидев немного в нашей шумной компании, Джерри вежливо откланялся и, словно нелюдим какой, ушел в номер.

Мы сидели еще долго, пока не начало светать. Запасы алкоголя подходили к концу, и уже не было смысла оставаться здесь дольше. В компании меня никто не привлекал, и желания затащить кого-либо в постель не возникало. Ночь закончилась, и мне нужно было поспать хотя бы пару часов, чтобы немного восстановить свои силы и протрезветь: на следующий день у нас был запланирован сплав на каяках по Иордану, а я не хотел потерять сознание на одном из порогов и утонуть в Израильских водах.

Выпив напоследок еще одну рюмку, я удалился спать.

Продолжение


На Главную "Джаза на обочине"

Ответить

Версия для печати