Начало книги – здесь. Предыдущая часть – здесь.

51

Немного погодя мне принесли еще одно пиво.

По углам, на скрипучих деревянных стульях были распластаны тела разномастных пьяниц. Часы на облезлой стене продолжали самозабвенно идти, с трудом перемещая копьеподобные стрелки по бесконечному кругу времени. На столах с трудом двигались бокалы, один за другим, скребя стеклянным дном по неровной поверхности. Пиво с трудом выпивалось, с трудом курились сигареты.

За стойкой с заплывшими глазами стояла продавщица, отпускавшая алкоголикам их пол-литровые и пятидесятиграммовые дозы счастья.

У таких, как мы – постояльцев подобных заведений – нет будущего. У нас нет прошлого, но нас поедают воспоминания о боли и – что еще хуже – о моментах сокровенного довольства, а подземельная радуга, поднимающаяся к нам из монастырей и восточных пагод, забирает у нас настоящее. И после многочисленных изобличений в пьянстве ты перестаешь чувствовать себя виноватым за выпитое и содеянное, ты освобождаешься от низкопробных и высокопарных чувств и желаний. Все сводится к одному: на душе становится тоскливо, а выпивка продолжает расправлять твою жизнь.

У одного из сидевших за крайним столиком начались судороги. Потухший взгляд тех, кто пришел похмелиться. Мы смотрели на то, как бедняга начал трястись от лысой макушки и до ортопедических подкладок в дырявой обуви. Он упал со стула, тело выпрямилось, изогнулось. Никому никакого дела. Ровным счетом по барабану. Его ноги, словно на изломе собственных костей, били по полу так, что пиво в бокалах шло волнами и выплескивалось на липкие столы. Все уставились на продавщицу, будто ища в ней спасение, в ожидании священной мессы. Она должна что-то сделать. Она помогает людям убивать себя, так почему бы ей не помочь этому телу на полу выжить, чтобы человек убивал себя дальше? Сделай одолжение, оживи его, вдохни в него благословение. Чтобы он мог весело пить и наслаждаться комой.

В такт конвульсиям эпилептика ее обвисшие груди били по грязному переднику. Придерживая лифчик, она недовольно покачала головой, вышла из-за стойки, покопалась у себя в карманах, пока пена изо рта конвульсирующего потоком грязно-бежевой пузыристой слизи вытекала на пол и просачивалась между щелями куда-то в подвал, достала небольшой резиновый брусок и, попросив кого-то придержать челюсть, вставила резинку между ломающимися и скрипящими зубами худосочного мужчины. Вся эта картина: свисающий передник продавщицы, несъеденная каша под ногами, тело, превратившееся в мрамор, японский фарфоровый сервиз, раскромсанные зубы, резиновый брусок во рту, пьяные гринго отечественного производства, безучастно заливающиеся пивом с самого раннего утра – всего этого вполне достаточно, чтобы вызывать жутчайшее отвращение, рвотный рефлекс. Чтобы наше животное происхождение дало о себе знать и в момент сомнения заставило бы нас почесать затылок. Иннервация жизни.

Когда я уходил, человек с бруском во рту лежал на полу, в своей же блевотине. Конвульсии уже прекратились, лишь правая нога слегка подергивалась. Мышцы были расслаблены, и он обмяк, словно осенний лист, под весом дождя упавший на мокрый асфальт, еще не холодный, но уже и не теплый, отдающий лишь свежей прохладой, пропитывая ею зеленые жилы погибшей листвы. Продавщица стояла над эпилептиком, беззаботно курила какие-то сигареты без фильтра, одновременно с этим вела активную переписку по смс и время от времени толкала эпилептика ногой, чтобы проверить, очнулся ли он или все еще пребывал в своей вселенной эпилептических галлюцинаций. Компаньоны пострадавшего товарища, развалившись на своих извечных стульях, чистили какую-то рыбку, путассу или что-то похожее, дешевое и вроде как съедобное, пили пиво.

Замызганные бокалы, мои отпечатки пальцев в качестве доказательства приобретенной зависимости.

52

Неделей ранее мне позвонили из редакции и сказали, что журнал вышел в тираж.

Мне было выделено шесть полноразмерных полос. Фэшн-съемка. Парень модельной внешности и девушка с большими нефритовыми глазами и русым цветом волос. Редколлегия предложила сделать фото мутными, как катаракта старика. Я предположил, что для рекламы модной одежды такой прием вряд ли самый удачный, но если они настаивают, то я готов рискнуть. Шесть полос катарактной мути.

- Что за дерьмо? – спрашивал каждый второй, кто держал в руках этот расплывчатый глянец. Чертовы людишки с их чертовой фантазией. Пулю в лоб – и никаких жалоб на качество.

В тот неудачно-глянцевый день мне позвонил Вальтер. Где-то вдалеке слышался рокот его скутера, прерывистый, чихающий. Но самого Вальтера видно не было.

- Ты где?

- Я во дворике, подходи.

Возле скутера валялось шесть пустых банок пива. Вальтер, словно ни в чем не бывало, копался во внутренностях скутера, все руки в машинном масле, белые фирменные мокасины, еле уловимый запах перегара.

- Хочу на нем сотку делать, – сказал Вальтер, не оборачиваясь. – Все стоят в пробках, ждут своей очереди, думают, когда бы незаметно проехать на красный, а я тихонько протискиваюсь между их выхлопными трубами и пошлыми мыслями, машу рукой, сплевываю на остывшие покрышки и беспощадно еду вперед. Представь: они ненавидят меня, матерят на чем свет стоит, хотят кинуть горящую спичку в мой бензобак, а я еду дальше, гремя мотором и визжа тормозами, а потом разгоняюсь под сто – это всего лишь скутер, но я гоню, не оборачиваясь…

Высоко над нами пролетел самолет. Шлейф, разрезающий небо.

- Тебе не нужна эта развалюха, тебе нужен настоящий чоппер, какой был у Фонды. Такой же. Когда-нибудь мы исколесим все Тихоокеанское побережье, слышишь? Мы и наши чопперы. Без залоговой стоимости на возврат наших ошибок. Ветер в волосах. Представляешь, каково это будет?

- Чоппер я куплю, – Вальтер сделал глоток теплого пива из нагревшейся банки, отставил ее к заднему колесу и снова взял отвертку, чтобы подкрутить какой-то винтик, – только сначала дай разобраться с этим хламом. Я должен догнать его до сотни.

Трава, в которую попадал поднявшийся с западных пустырей песок, мерно шелестела, шелестела, заигрывая с ветром, тянулась вверх, в некоторых местах пробивая асфальт, разрушая детский принцип единства.

Я частенько бывал в этом дворике. Возле детского сада располагалось большое квадратное здание – мусоропровод, переоборудованный в уютный магазинчик, где продавали черствый хлеб и выпивку.

Перестав гипнотически разглядывать это захолустье, я обратился к Вальтеру:

- Мне сегодня нужен твой скутер. У нас концерт, а в час пик мне понадобится минут сорок, чтобы добраться до бара. Я возьму его?

- Да не вопрос. Я и так уже всадил пивка, мне некуда ехать.

Немного бессмысленного трепа.

Я завел скутер. Он покорно закряхтел, выплюнув из карбюратора немного грязного бензина, и вздохнул с облегчением каторжника после недельной работы.

- Я попытаюсь найти Американскую мечту, – бросил я через плечо, направившись в бар, где через два часа у нас должно было начаться выступление. – Ветер в волосах!

Продолжение

На Главную "Джаза на обочине"