Начало книги – здесь. Предыдущая часть – здесь.

75

Но это все философствования, которые не стоят и гроша.

На самом деле никто не был святым, ни над кем я не видел никакого нимба. Ауры у всех были с большими пробоинами, сине-зеленые, и мир катился ко всем чертям. Но кому же там – где горят в печах, страдают от бесконечных артрита и сальмонеллеза и пьют раскаленное олово – нужны мы, суетные людишки, такие предсказуемые и навеки закованные в вездесущих размышлениях о погоде, болезнях и мимолетном флирте? Ад – это не то место, где женщина может плакаться, что сегодня ей опять не уступили дорогу, хоть зад у нее и премиум-класса. Это не то место, где с похмелья сетуют на головную боль и запор на почве алкоголизма или интоксикации никотином, а, может, просто свинцом. И это совсем не похоже на то место, где можно пожаловаться на импотенцию или нанять личного психотерапевта. Здесь никого не интересует бесплодие и фальсификация выборов. Круговерть безделья и помпезной литургии. Вековая кома, замыкание душ на пути к мокше. Ад – это беспричинное место всех причин. Ад – это то место, куда попадаешь, если идти больше некуда. Если в кармане звон монет, а в голове – дребезжащая пустота. Санаторий для грешников может оказаться где угодно: в баре за два квартала отсюда, на левой груди у вашей бывшей (помните, там была такая сексуальная родинка, которую вы очень любили и теперь вспоминаете каждый день, думая о том, какой же ублюдок может облизывать родинку в этот самый момент?) и даже у вашего письменного стола, за которым вы сидите, пытаясь выдавить из себя хоть слово. Тошнота. Ваш мозг готов вылиться сквозь ноздри. Вы думаете, что поставили на лучшую лошадь в заезде и что теперь тотализатор вас обогатит, но проигрываетесь в ноль, а потом и в минус, и вот уже эти твари смотрят на ваши часы, привезенные братом из Швейцарии. Вы говорите себе «нет» и выходите из игры. Из одного ада в следующий. Вам никогда не понять, что за милей идет миля, потом еще одна, и еще. И так до скончания времен и измерений. Не отчаивайтесь. Вам все равно не узнать, когда вы проиграете свое следующее состояние. Не отчаивайтесь. В аду у вас будет достойная работа.

Пуля в лоб – и ваши мысли святым нимбом украсят рельефные обои. Святость. Беспредельность бытия.

Ад – это прямое попадание, попадание в самое яблочко. Здесь нет надежд, кроме одной: что сегодня, может быть, кол окажется не в твоей заднице.

Хотя если не брать в расчет все эти обстоятельства, то можно с уверенностью сказать, что мир проникнут всепоглощающим оптимизмом и излучает яркий жизнерадостный свет, дарующий надежду и счастье всем и каждому. Да, все правильно, в остальном мир просто очарователен. Ведь если подняться над облаками – там всегда будет либо солнце либо луна.

Одним словом, огромный лучезарный дельфинарий с булькающими значками «Peace, man!» вместо дельфинов.

Цикл, превративший мою жизнь в колесо Сансары.

76

Как правило, лекции в университете заканчивались около семи вечера, и я, подцепив очередную бабу, ехал туда, в эту темную пещеру городской скалы, чтобы почувствовать себя первобытным аборигеном, божественным животным, тварью, бесцельно существующей в этом нелегальном мире.

Комнатка Бобби с практически пустым холодильником, маленьким телевизором, тихо включенным для фона, большой кроватью с разбросанными по ней телами в полузабытьи, и музыкальным центром, из которого своим хрустящим, готовым взорваться голосом орала Дженис: «Oh lord won’t you buy me a Mercedes Benz?!», затягивала меня все глубже и глубже.

На седьмом этаже раздавалось три щелчка, и лифт начинало трясти. Черные кнопки с белыми почти стертыми цифрами разрезали металлическую панель, прибитую справа, на две равные части. На обеих частях были выцарапаны какие-то слова, наложенные друг на друга уже несколькими слоями, отчего разобрать надписи было практически невозможно. Лишь некоторые из них прочитывались сразу:

«5 эт. 59 кв. Отсосу»

«Все бабы бляди! – Сам кобель. – От сучки слышу»

И тому подобный продукт высокоинтеллектуальной деятельности.

Ближе к девятому этажу лампочка в лифте начинала нервно мигать, словно умоляя о новой порции электричества. Она гасла и снова вспыхивала.

Подпитка током.

Холодное дыхание лифтовой шахты.

Лифт продолжал мчаться дальше, а мы стояли на его хрупком полу и засовывали языки друг другу в рот. В этом не было ничего романтичного. Сплошной экзистенциализм. Меня одолевало отвращение, и единственное, чего мне хотелось, – это добраться до следующей бутылки, чтобы притупить свою ненависть ко всему, что меня окружает. Свою боль от происходящего.

Что может быть хуже и одновременно прекраснее, чем те ощущения, которые ты испытываешь, ища свободу и при этом заходя в тупик? Ты понимаешь, что поиск свободы – это уже ошибочный путь, который ведет к алкоголизму, саморазрушению и подозрительным выделениям из гениталий по утрам. Тот, кто ищет свободу, – это отчаявшийся человек: опасный, устрашающий и притягательный. Если вы встретили такого, то лучше обойдите его стороной, а уж если он вас настиг, то спрячьтесь в свою маленькую норку и не слушайте той блудливой импровизации слов, которая может затопить вас в мгновение ока.

Лифт вез нас на одиннадцатый этаж, последний и самый высокий. Лучшая панорама умирающего города. Заклятие отравленных коридоров, ядовитая зелень, смотрящая на тебя со стен. Плесень, поедающая бетон. Заляпанные жирными пальцами окна, лестничные площадки, заваленные пепельницами из-под кофейных банок, странный запах погибшей пищи. Это было лучшее место для того, чтобы уйти от реальности и превратиться в самого себя, в чудовище под кожей. Чтобы залить в себя пинту выпивки и пощупать сиськи незнакомок.

Да, в той небольшой комнатке, в тех четырех стенах было что-то сакральное. Может, это был совковый ковер, который висел над совковым диваном, пропитанным мочой совковых людей? Или маленький холодильник, в котором кроме пива, водки и презервативов (Бобби был повернут на этом, он всегда хранил контрацептивы в леднике), как правило, не было ничего? Может, сакральности добавляли люди, которые сюда приходили, а потом уходили и никогда больше не возвращались? Мы создавали священное место, отражавшее дух нашей эпохи. Я вслух цитировал Ницше. Бобби бегал в магазин и что-то ворчал по-немецки. Коротышка, лепечущий немецкие скороговорки. Вот какими мы были в те времена – яростными, одухотворенными, праведными абсурдистами.

Как-то раз в этой комнатке одновременно оказалось семнадцать человек. Каким образом все там поместились, не смог бы объяснить даже сам Гудини. Мы сидели в мужской компании и разговаривали:

- … Вот почему я здесь и оказался, – Пит из стороны в сторону мотал бутылкой, помогая себе говорить и обливая всех пивом. – А так бы я сюда никогда и не сунулся.

- Потому что ты пьешь? – спросил кто-то справа.

- Именно поэтому. Хотя если быть честным, то я не алкоголик, – все громко засмеялись, но тут встрял Бобби:

- Не знаю почему, но у меня такое подозрение, что в три часа ночи мои соседи обычно спят. Может, будем немного потише? – мы засмеялась еще громче. Бобби уныло развел руками: – Похоже, все вы неисправимые ублюдки.

- Мы знаем, Бобби, но сейчас более важно то, о чем говорит Пит. Этот алкаш утверждает, что он не алкоголик.

- Именно это я и хочу сказать. Ну в общем я не отрицаю, что меня тянет выпить, но ведь это еще не алкоголизм. Просто люблю с утреца потянуть пивка и все такое, но это абсолютно ничего не значит.

- Да, и то, что к вечеру ты обычно в говно, тоже ровным счетом ничего не значит, – заметил я.

- Я знаю одно, Пит, – Бобби выхватил у него из рук бутылку и сделал пару глотков, затем отер губы рукавом белой рубашки и продолжил: – Завтра ты будешь жалеть, что не умер сегодня, – громче всех на этот раз засмеялся сам Бобби.

Послышалось, как открывается соседняя дверь. На коридор из черной пасти квартиры выволокся огромный мужик с ладонью размером в три моих. Громоздкая штуковина, сорокопалое чудовище. Мы замолчали и посмотрели в его сторону. Голова мужика была наголо выбрита, он молча и свирепо смотрел на всю нашу шоблу, а в руках держал какое-то подобие паяльника. У него были покрасневшие глаза, а на левой щеке красовался большой шрам.

Его рука с паяльником, или что там у него было, тряслась от злости, но он сдерживал себя. Краем глаза сквозь приоткрытую дверь я увидел комнату, погруженную в темноту. В непроглядном мраке на краю кровати сидела женщина и смотрела в окно. Лунный свет освещал ночной столик, на котором стоял наполненный чем-то граненный стакан. Женщина медленно из него отпила и тихонько зарыдала. Тогда я предположил, что мужик – импотент, возможно, немой импотент. Эта мысль меня так развеселила, что я не смог сдерживаться и заржал во всю глотку. Буквально в ту же секунду над самой моей макушкой пронесся кулачище мужика. Я увернулся и, когда решил нанести ответный удар противнику, меня быстро запихали в нашу комнату и тут же заперли дверь, в которую мужик стал бить ногами в исступленном гневе. Он рычал, как цепной пес, и колотил в дверь, что было сил. Через пару минут он угомонился и ушел назад к своей женщине. Наверное, они допили водку и легли в холодную постель. Возможно, женщина еще долго смотрела, как жуткий свет луны медленно движется по ночному столику, становясь все прохладнее и освещая каждую пылинку, осевшую в одиночестве на шершавую поверхность старого стола.

Мои джинсы уже были в вине, когда все собрались в ночной клуб. Стриптиз, доллары в чулках и стробоскопы. Люди по одному выходили из комнаты, и я думал, этому не будет конца. Перед глазами все вертелось, а я был уверен, что со следующего дня начну новую жизнь. Жизнь размеренную и без алкоголя. Я начну ухаживать за собой и по вечерам буду делать чайные маски. Запишусь в солярий, а по выходным буду отмывать грехи в сауне. Как нелепо. Моя жизнь всегда была грязной и устрашающе непредсказуемой. И мне всегда везло в покер. Так почему мне стоило отказывать от этого?

Наконец все вышли и шатающейся походкой направились в клуб. Тут Бобби коснулась рука божьего провидения, он остановился как вкопанный и громко спросил:

- Стойте, а где?.. Бля…

Бобби понял что к чему и вернулся назад в свою прокуренную и пропитую комнатку. По его словам, мое тело беспомощно повисло на раковине. На затылок из крана лилась ледяная вода. Бобби выволок меня из ванной и уложил на диван. Я отключился, и мне не снились сны.

Тогда-то и поползли первые слухи, что я стану пропойцей.

Продолжение

На Главную "Джаза на обочине"