Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

13

Дверь с первого раза не поддалась. Кто-то открыл ее изнутри, и мы с Денисом вошли в комнату. Тут сидело уже много людей, и все посмотрели на нас. Черт, что это за привычка смотреть на тех, кто входит в помещение? Мне стало жутко от всех этих взглядов. Я не исключаю даже, что у меня взглядофобия: когда все пялятся на тебя, на твою одежду, на твое лицо, на твои ботинки. Ты чувствуешь, как их взгляды проникают к тебе в душу. Но я не думаю, что мы представляли для них какой-то интерес. Все просто повернулись, смерили нас своими взглядами и без особого любопытства снова отвернулись. Я испытал облегчение и нашел себе свободный стульчик. Я присел. То же сделал и Денис. Он сел напротив меня – в другом конце круга, образованного стульями. Мы переглянулись и стали изучать присутствующих. Все теми же взглядами, которых буквально полминуты назад были удостоены сами.

Было видно, что все расселись по своим местам. Однако нельзя было назвать какой-то определенный стул чьим-то местом, это абсурд. Каждый выбирал себе то место, которое хотел, но если таковое было уже занято, ему приходилось делать следующий выбор и так снова и снова, пока он не приземлялся там, где теперь и сидел. Все сидели лицом друг к другу. Меня это позабавило, потому что я вообразил ситуацию, если бы все сидели друг к другу задницами. Я тихонько засмеялся и тут же почувствовал на себе толпу осуждающих взглядов. Что ж, я прокашлялся, выпрямил спину и сделал серьезное лицо. Казалось, все остались довольны.

Спустя некоторое время в центр вышел тучный мужчина, чье лицо с оттопыренными ушами и выпученными глазами в буквальном смысле слова опиралось на второй подбородок, придававший ему скорее некоторую солидность, нежели выдававший в нем чрезмерного обжору. Он представился:

- Добрый день. Меня зовут Феликс Юшин, и предстоящие десять дней я проведу вместе с вами. Думаю, ни для кого не секрет, что здесь собрались люди, у которых есть какие-либо еврейские корни: это может быть и мать, и отец, и бабушка, и прадедушка – кто угодно. Смысл в том, что в нас с вами течет еврейская кровь, а эта кровь особенная. Именно поэтому мы все – все тридцать семь, а со мной и Женей, – он указал в сторону полной рыжеволосой девушки в очках с толстыми стеклами (боже, подумал я, неужели все евреи такие толстые?) – тридцать девять, будем говорить – сорок людей, и собрались здесь сегодня. Собственно, о программе вам уже известно. Я надеюсь, хоть кто-то интересовался, куда и зачем он едет? – по аудитории прошел тихий смешок. – Я так и думал, – Феликс улыбнулся, и второй подбородок немного приподнялся, вторя движениям его лица. Это выглядело безобразно и довольно необычно (может, подумал я, вторые подбородки – это живые существа?) – В общем. Эта программа спонсируется Государством Израиль для того, чтобы ознакомить вас со страной ваших предков, иначе говоря – с вашей исторической родиной.

В последнее время в нашей стране, да и за ее пределами к евреям возникло довольно-таки недоброжелательное отношение, истоки которого мы с вами вместе попытаемся понять. Этим вопросом занимаются многие люди, но до сих пор не было выведено одной универсальной формулы, ответившей бы нам на вопрос: почему же среди многих людей распространен явный, а также латентный антисемитизм? Некоторые это скрывают, желая не говорить об этом вслух, другие же просто избивают «неугодных».

Представьте только: с 39-го по 45-ый год было уничтожено шесть миллионов евреев. Это огромная цифра, особенно если учесть нынешнее население Израиля. В некоторых странах по официальной статистике евреев не осталось вообще. Ни одного человека. Вообразите: ни одного! Несмотря на все это еврейский народ не пал духом и уже через три года объявил декларацию о независимости Государства Израиль. За независимость пришлось воевать, и в войне этой было одержана безоговорочная победа. Суверенитет и автономия, демократия и независимость никогда не давались без боя. За них приходилось бороться и проливать немало крови.

И в 48-ом году подавляющим большинством была подписана Резолюция ООН, в которой говорилось о том, что отныне, с 14-го мая, существует независимое Государство Израиль. Разумеется, для еврейского народа это был праздник. Однако их соседи не стали скрывать своего негативного отношения к произошедшему.

С тех пор и по сей день мы можем воочию наблюдать, как относятся друг к другу арабы и евреи. За эти недолгие полвека Израилю пришлось вести не одну войну: это был и Суэцкий кризис в середине 50-х, и Шестидневная война 67-го года, и война Судного дня в октябре 1973-го, и еще много и много всевозможных арабо-израильских столкновений.

Нельзя не вспомнить и Мюнхенскую Олимпиаду 72-го года, когда 5 сентября жертвами террористов из организации «Черный сентябрь» стали 11 членов израильской сборной.

«Феликс, – думал я. – Какое идиотское имя. Феликс, Феликс, Феликс. Черт возьми, да если бы меня так в школе называли, я бы давно свихнулся. Феликс, к доске. А фамилия? Чертова фамилия не лучше. Плевать хочется. Фамилия на предпоследнюю букву алфавита… Совершенно отвратительно».

Феликс продолжал что-то рассказывать. Я утомился уже на двадцатой минуте и, абстрагировавшись от его слов, стал наблюдать за его движениями и повадками. Я заметил, что изредка он как-то тушевался и съеживался. Тогда, сосредоточившись на его речи, я понял, что такие телодвижения совершаются им каждый раз, как он упоминает слово «евреи». Казалось, что при этом ему было не по себе, хоть он, как я уже упоминал, и был ярким представителем этой нации.

Я внимательно наблюдал за всеми сидевшими в кругу. Все слушали или старательно делали вид, что слушают. У большинства это получалось. Я уже бросил попытки понимать, о чем идет речь, и притворяться, будто во мне еще осталось зерно любознательности.

Напротив меня я заметил необыкновенной красоты девушку. На ней практически не было макияжа, и она – в отличие от всех остальных – не пыталась выглядеть тактичной, делая вид, что не упускает ни одного слова. Она, также как и я, с любопытством разглядывала членов нашей экспедиции, смотрела на фотографии на стенах и просто выглядывала в окно.

Мне наскучило сидеть в этой комнате. Я тихонько встал и вышел на улицу. За углом был магазин. Я взял себе пива и тут же опрокинул бутылочку. Стало легче. Мне даже показалось, что ярче стало светить солнце.

Как мелочен я иногда бываю. Мне даже многого не нужно. Казалось бы, выпил – и все окей. Жизнь пролетает мимо, и я в гуще событий. Сквозь окно я вижу, как Феликсов подбородок трясется. Мимо проходят бродяги, а квас реализует все та же продавщица. Да, определенно, я в гуще событий.

14

После всего этого мы пообедали и поехали в аэропорт, где вечером у нас был вылет.

Мне жутко хотелось выпить: та бутылка пива меня только раззадорила. Всегда знал, что одна – это ни туда ни сюда, но никогда не обращал на это внимания, а потом только сокрушался о недопитом. Таможенный контроль мне нужно было пройти в трезвом состоянии, и я себя сдерживал. Не хотелось бы остаться в этом пустом здании одному, покинув еще не успевшую начаться экспедицию.

Я был прав насчет аэропорта: это было одинокое огромное здание, от которого за милю пахло пустотой. Там были пустые стены, пустые окна, пустые потолки и пустой пол. Даже эхо от шагов там было пустым. Одинокие стулья, раскиданные по всему аэропорту то здесь то там; забытые у выходов тележки, тоже пустые; смятение и отвращение везде и повсюду. Этот организм давно погиб. За все время только один раз я услышал, как в воздух взмывает самолет.

Я вспомнил свой сон. Меня не радовала перспектива уже через пару часов превратиться в размазанную жижу из крови, костей и мяса прямо на взлетной полосе. Отшучиваясь про себя, я начал исходить потом и вспоминать подробности сна. Да, рейс там задержали. И еще меня никак не покидало какое-то странное ощущение, как будто я совершил какую-то самую явную оплошность. Оно и сейчас у меня было, это ощущение. Вот что у меня всегда отлично получалось, так это вызывать в себе дикую панику, когда от безнадежности хотелось шагать по потолкам и вместо гор карабкаться по лифтовым шахтам. Да, я жутко хотел выпить. И да, я себя сдерживал.

Я все размышлял о сложившейся ситуации. В голову приходили мысли кинуть все перед самым трапом и объяснить всем свой отказ от полета банальной тошнотой. Вещи пускай назад вышлют, если конечно… Может, им нужно просто пожелать удачи, а может, и кого-то еще от полета отговорить? Но ведь если все пройдет гладко… Что тогда? «Ты просто облажаешься, – ответил внутренний голос». «Заткнись, дорогая, мне и без тебя тут не безоблачно, – ответил я».

Вдруг я рассудил, что это была бы даже сенсация, если бы я выжил. Пару раз я уже слышал о подобных случаях, но это было слишком киношно. Я бы сам хотел стать главным героем. Трудно представить: гора трупов, а все радуются, что я остался в живых.

Одолеваемый страхами, я подошел к одной из стоек и поставил сумку на ленту. На небольшом мониторе высветилось «12 кг». На сей раз вещей я с собой взял самую малость.

- А Вы налегке, – обратилась ко мне девушка, сидевшая перед монитором. Я посмотрел на нее. Это была та самая, с которой мне еще совсем недавно довелось познакомиться в баре и кружева на трусиках которой показались мне тогда чересчур вычурными.

Я обратился к ней по имени. Так как на ее выглаженной белой рубашечке не висело никакого бейджика, она с удивлением посмотрела на меня и сначала, казалось, не узнала. Потом туман с ее взгляда спал, и она смущенно назвала мое имя.

- Все-таки помнишь, – улыбнулся я.

Я рассказал ей, что на днях у меня был плохой сон, но я все равно решил сесть на рейс. Я спросил у нее, правильно ли я поступаю. Но она, похоже, была не в себе от одного моего вида. По-моему, ее смущал тот факт, что она сидит тут передо мной в своей прелестной рубашечке, со своими аккуратно забранными на затылке волосами, перед ней этот черно-белый монитор, а я знаю, какие она носит трусики. С кружевами. Рельефные. Она чувствовала себя обезоруженной, просто голой, и я видел ее насквозь.

- У нас надежные самолеты, – это было все, что она могла сказать.

- Возможно, я тебе как-нибудь позвоню, – сказал я ей на прощанье, на взгляд оценивая упругость ее груди.

Продолжение

На Главную "Джаза на обочине"