Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

15

«Странно, – думал я, проходя контроль ручной клади, – и как это так получается, что еще вчера ты гладишь трусики чуть ли не стюардессы, а сегодня она взвешивает твой багаж? Это ведь и не багаж толком, а собойка какая-то. А эта девочка взвешивает, сколько всякого дерьма мне удалось туда напихать… Да и вообще, нехорошо это, когда такая грудь в аэропортах пропадает… Девочке нужна настоящая профессия. Профессия, в которой ее выпуклости работали бы в режиме усиленной отдачи. Как паровоз, как маленький дымоход, вагонетка на рельсах. А вместо этого бедняга пялится в этот монитор с цифрами… Не знаю, не знаю… Сдается мне, будь я женщиной с такими параметрами, я бы давно стал VIP-проституткой. Хотя… Так наверно все мужики думают. Раздвигали бы ноги на юг и на север. Может, даже на запад и на восток… Дзен-проституция… – в мыслях я цеплялся за все что угодно, лишь бы не думать о полете: – Их работе не позавидуешь. А на панели… А на панели хоть деньги нормальные. Здесь вряд ли платят больше, чем макдональдсовской уборщице . Великое дело… Не в деньгах счастье. Но без них ведь херово. А смотреть на монитор, пять чемоданов в минуту и людей, на днях бывших не против тебя изнасиловать, – это скучно и цинично. Ну я так думаю. Вот скакать по полю с казацкой шашкой, выкрикивая цитаты из устава ЦККПСС, и чтобы с утра тебе в постель приносили кофе с плюшками в сахарной пудре, такие же красотки, как Мириам, – это да… Хотя какой тут смысл? Все работают, и мне нужно работать. На какой-нибудь скучной работе, дома чтобы была скучная жена. Да, скучная жена, безмолвные цветные телепередачи, потому что боишься разбудить детей, зубочистки в ванной, кинотеатр по воскресеньям, как дела?, как прошел день?, ужин готов… Почему бы, черт возьми, и нет? Отличная жизнь. Я точно знаю, что я не хуже всех, потому что такой же, как все. Разве это не прелестно? И все-таки, что ни говори, я готов зуб дать, что грудь у нее упругая. Гадом буду, упругая! Оно же сразу видно через ее эту треклятую рубашечку, что форму держит. Странно, что их не заставляют носить бюстгальтеры… Впрочем, я даже не уверен, что на ней вообще были трусики. Черт возьми, эта мысль меня возбуждает. На контроле еще спросят, что я в штанах спрятал… И что мне им ответить? «Женщина, понимаете, я только что думал о той вон девушке, которая вон за той стойкой… Так вот, я подумал, что, возможно, на ней нет нижнего белья. Ну знаете, как это бывает… Эрекция, все такое… Кстати, раз уж такое дело, не подскажете, у вас ношение трусиков как-то регулируется уставом или у вас свобода нравов?» Да, определенно, так и отвечу, что уж тут…»

16

Как и на всех европейских авиалиниях, иметь с собой в ручной клади жидкость объемом более ста миллилитров запрещалось. Женщина, которая должна была досматривать наши сумки, стояла и безучастно смотрела по сторонам. «Должно быть, здесь все нюхают клей», – подумал я, увидев такое немного странное и даже подозрительное бездействие. Ничего не сказав, я тихо прошел мимо нее и не стал тыкать ей в нос своим раствором для линз и предусмотрительно наполненной пивом бутылкой из-под фанты, объем которых в несколько раз превышал допустимые нормы. Я услышал, как кто-то отчитывает женщину. Вероятно, не поделилась клеем с начальством.

- Молодой человек, молодой человек!..

Я обернулся.

- Что у вас в сумке? – боже правый, от нее действительно несло клеем.

- У меня… Знаете, я фанту с собой взял… У вас тут так жарко… – я достал бутылку.

- Отпейте.

Я застыл, внимательно посмотрел на женщину, медленно открутил пробку и сделал три больших глотка.

- Спасибо, проходите.

Вот что значит сервис: пьешь пиво прямо на контроле в аэропорту, а тебя за это еще и благодарят.

Через пару метров пассажиры рейса ставили свои сумочки, пакетики и кошелки на ленту машины, которая просвечивала все их добро рентгеном. Девушка лет двадцати семи с особым интересом смотрела на экран. Собственно, в моем случае кроме пары презервативов (да, я их беру даже в самолеты, ибо господь бывает милостив и иногда все-таки заглядывает в наши вишлисты; а еще в детстве на одной из видеокассет у меня была записана «Эммануель»), самолетика из промокашки («Если будем падать, – решил я, – запущу в иллюминатор»), помятой книжки Коэльо, моего блокнота, заканчивающейся ручки с зелеными чернилами, расчески, которой я никогда не пользуюсь, табака для самокрутки, миниатюрного айпода и полупустого кошелька от «Fossil» она бы ничего не увидела. Мысленно перечисляя все содержимое своей сумки, я вдруг вспомнил, что на другом плече у меня висит рюкзак, набитый всякой фототехникой, которая вкупе потянула бы не на одну тысячу мертвых президентов и которую стоило бы задекларировать. Я обратился к миловидной работнице:

- Девушка, скажите, где я могу задекларировать свой фотоаппарат?

Фетишистка, не отрываясь от изображения внутренностей сумочек, ответила:

- А вы уже прошли таможню. Надо возвращаться назад.

- Можно?

- Да, конечно.

Я собрался идти в обратном направлении. Тут ко мне подскочил молодой паренек и спросил, что я делаю. «Странно, почему он об этом спрашивает? – подумал я, – Разве не очевидно, что я иду назад?» Я не стал умничать и объяснил ситуацию. Он кивнул и сказал, что я могу идти дальше. Я двинулся дальше, позади осталась линия паспортного контроля. Неожиданно послышался какой-то рев. Я настороженно оглянулся и увидел, как на меня с неимоверной скоростью движется глыба, отдаленно напоминающая человека в служебной форме. Гортанный вопль этой глыбы угрожающе навис надо мной, но я не сдвинулся с места. Я лишь приветливо улыбнулся и принял вид заблудшего туриста. Глыба немного замешкался, увидев мой непринужденный вид, а потом с новой силой стал орать некий бред по поводу того, что я незаконно пересек эту линию, которая была начерчена на полу прилежными работниками в один солнечный прекрасный день. Глыба сказал, что теперь он может не впустить меня в зону регистрации на посадку и что он здесь – нечто наподобие Аллаха, Бога, Будды или как там мы это называем. Однако мне, неверующему, это сравнение не показалось убедительным. Я сказал, что это я никак не называю и посоветовал ему одного своего друга, который бы мог дать исчерпывающую консультацию по религиозным вопросам. Почувствовав, что меня опять уносит не в ту степь, я добавил, что на самом деле просто собираюсь задекларировать фотоаппарат и что об их системе мне, как туповатому туристу, ровным счетом ничего не известно – где что можно, а где что нельзя. Я знал, что в делах с такими глыбами немного самокритики и здоровой иронии не помешает, так как их немногочисленные извилины с истекшим сроком годности не в состоянии обрабатывать иносказательные обороты, а слова, состоящие более чем из пяти слогов, и вовсе не воспринимаются их органами слуха. Было видно, что глыба немного смягчился. Менторским тоном он посоветовал мне больше не допускать таких ошибок и не делать никаких глупостей. Я уже не стал говорить, что, похоже, глупость сделали кое-чьи родители. Глыба крикнул что-то еще напоследок и пошел назад в свою будку проверять паспорта остальных.

Это цирковое представление меня воодушевило. Я даже забыл про свой страх перед полетом. Такие скоморохи, как этот мистер Глыба, – боги в своих вселенных, которых не существует, и все это – пустое воображение, дающее иллюзию комфорта и жизненной наполненности. Они – это порожние сосуды, из которых вылилась вся жизнь и которым чужды путешествия, риск и полуночные телефонные звонки. Они треснули. Они надломились.

17

После всех проволочек в приподнятом настроении мы зашли в дьюти-фри, где я немедля купил себе две бутылки текилы, три упаковки сигар и еще что-то на оставшуюся мелочь. Я зарекся, что на высоте десяти километров сделаю первый глоток.

Мы с Денисом выпили кофе и познакомились с парой девушек.

- Слышь, а ты вроде адекватный, может будем в гостинице соседями? А то подселят кого стремного… – сказал Денис.

- Я не гей.

- Тем лучше.

- По рукам.

Денис картавил и смеялся, как кастрированный конь. В целом неплохой парень. Я решил, что он потерпит меня десять дней, ведь пропойца я не такой уж и законченный.

В том небольшом холле мы познакомились с одним парнем по имени Джерри. Я так понял, что он нам назвал свою кличку или на худой конец псевдоним, потому что, будь это его настоящим именем, я бы покатился со смеху. И объясню почему. Это был худощавый парень ростом около метра восьмидесяти, скорее горбатый, чем сутулый, с прыщами на лице и очками на переносице, в вареных джинсах и свитере советского пошива. Еврей. И представьте: он говорит вам, что его зовут Джерри, и тут же начинает рассказывать про свой первый неудачный опыт мастурбации. Это впечатляет. Еврей Джерри, о да.

Он был похож на телевизор, по которому случайно включили ток-шоу, а пульт сломался. Я уже думал с горя хлебнуть текилы, как объявили посадку и Джерри предложил нам свою кандидатуру на соседство.

- Мы не геи, – мгновенно отреагировал Денис.

- Тем лучше.

- По рукам, – ответили мы.

По крайней мере, Джерри не молчал. Лучше уж весело говорить о мастурбации, чем грустно о ней молчать.

К самолету подали трап.

Продолжение

На Главную "Джаза на обочине"