Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Вот уже полчаса местный художник-авангардист по имени Йоханес, католик по религии, своим запойным (в смысле непрекращающемся) смехом рассказывает мне свою историю. Недавно у него разрушило дом в Джокьякарте, и это уже третий дом, который у него разрушило.

Йоханес всегда стоит у входа во дворец султана. Он или лежит в тенечке, или сидит в какой-нибудь кафешке, и, покуривая дымную индонезийскую сигарету, ведет беседы. Или в своих мешковатых штанах на два размера больше с деловым видом бродит во дворе султанова кратона.

Он не похож на представителя желтой расы; скорее, на француза. Этот человек потряс меня сразу же своей лучезарной улыбкой этакого простака-хитрована и своим бесконечным смехом, подействовавшим на меня, как веселящий газ.

Он был одет, как парижский художник, только что восставший из канавы – типичный облик парижского клошара! Он сразу же сказал мне, что он и есть гид во дворце султана и может помочь нам его осмотреть.

Мы с Аю и еще с немецкими туристами пошли за ним осматривать дворец.

Дворец Султана Хаменгобойоно Десятого (или как они все там говорят – Султан Намбер Тен) или его Кратон – это главная достопримечательность и сердце города. Как и все подобные мне известные здания в стране, будь то дворцы градоначальников или президентов, он поражал не столько своим архитектурным величием, сколько обилием простора вокруг самого дворца, его подлинно демократическим характером и разбросанностью частей. Обилие пристроек, сцена для театральных представлений или же сцена для оркестра Гамелан, дом брата султана, потом какие-то столовые, еще куча всяких зданий, а особенно – бескрайнее поле перед самим фасадом, – все это было в индонезийском стиле шаляй-валяй. Читать дальше »

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

И вот уже мы сидим с Йоханесом в кафешке, скрывшись от Матахари.

– Она не с Бали, она отсюда, – говорит он.

Я пытаюсь защищаться:

– Но она Хинду! (индуистка по религии). Это точно. У нее глаз такой – потусторонний! Блестит как алмаз.

– Она из Джокджи! – хохочет этот крендель.

– Да нет же, – защищал ее я, – я сам провожал ее до автобуса на Бали, да и она мне точно показала на карте, куда я могу к ней приехать, но я не поеду, потому что нам не о чем разговаривать. У нас языка общего нет.

– Она артист, кон-артист, она выдает себя не за того, кто она есть, – говорил он с хитрецой. – Это Джокджа. Здесь все артисты. Они работают в паре.

И тогда я вспомнил таксиста Парди, к которому она подсела. Точно.

– Но она ничего у меня не просила. Ни рупии, никаких подарков.

– Она жила в номере твоем, ела за твой счет, она хорошо провела время. За нее не переживай. Ей достаточно. Потом она найдет другого. Читать дальше »

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Я чувствовал, что в Джокдже мне нужно что-то предпринимать. Мне надоело быть туристом. Мне хотелось наладить дружеские отношения с правительством. Конечно, я понимал, что только деревенское правительство может дать мне добро на проведение работ, и надо было сразу идти в деревню, искать там начальство и хотя бы начать с ними переговоры, застолбив местечко на будущее, однако все пошло по-другому: я поперся сразу к султану и опять был сбит с пути. Я приобрел два новых рассказа, но проект застопорился. Российская сторона захотела переговорить со мной по СКАЙПу, а этой штуки я не разумел.

Фабрика сахарного тростника, принадлежащая султану номер 10, требовала новых очистных сооружений. Султан был недоволен тем, что рыба в реке, куда спускаются очистные воды с фабрики, содержащие один процент алкоголя, начинает пьянеть и вытворяет странные вещи – то выбрасывается на берег, поодиночке и всей стаей, то плавает прямо на поверхности реки, служа легкой добычей рыбака. Гуси тоже ходят пьяные. Потом случается передозняк алкоголя и масел в воде, и речка протухает, воняет, и жизнь вокруг деревенская чахнет, и все ходят грустные. Султан тогда временно приостанавливает работу фабрики, на месяцок, но снова надо производить сахар, и фабрика включается в работу.

Мы поехали на фабрику с Йоханессом, познакомились с инженерами, меня провели к резервуару очистных вод – которые скоро хлынут в реку – они пахли немного пивом, немного мазутом. Я взял пробы с очистных вод, показал им наноуглерод, который бы им пригодился, будь он по более доступной цене, и на этом все и кончилось. Время прошло – и еще один проект отпал сам собой. Остался лишь один романтический рассказ про Дэву Мадэ Айю.

Дэва Мадэ Айю

Дэва Мадэ Айю уехала к себе на Бали, и мне не хватает ее вкусного мыла. Это просто такое начало.

5 дней мы прожили с ней в одной комнатухе три-на-три. Мы жили в просторной гостинице с шикарной мебелью в холле, массивной живописью на стенах, зарубежными туристами из Германии и Голландии, улыбающейся прислугой (девочками) и бассейном, находящимся в соседней гостинице через дорогу, куда можно было ходить. Номер был крайне недорогим. Интернет был быстрым, и паренек, работавший в зале, всегда был готов тебе помочь. Читать дальше »

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Наваждение Джокьякарты преследует меня по сей день. Мне снова хочется очутиться в ее нереальном мире, бродить по ее запредельным не поддающимся описаниям вечерним переулкам, расположенным на самом краю света, дальше которых от нас только острова Фиджи и Вануату, Таити и Тонга… Джалан Правиротаман и джалан Малиборо – что это всё? откуда это на карте нашего мира? Чарующий дух этих тихих переулков снова манит бедного путешественника, как и резная мебель роскошных просторных отелей (крайне недорогих), тишина и пыль лавок древностей, где спрятаны никем из европейцев не оцененные шедевры местных художников, которых в городе многие тысячи… Но оценить эти работы можно только проникнув в символику индонезийского бытия, которое всегда было связано с землей и идеей рая на земле, куда не суются белые люди. Однако именно они сюда и сунулись…

И еще – через Джокджу протекают чистые реки, что невероятно для большого города в Индонезии… По их берегам можно бесконечно брести, постигая все многообразие этого мира: хижины, похожие на дворцы и дворцы, похожие на хижины.

Джокджа – это Специальная Провинция Явы, самая маленькая провинция этого острова, и, фактически, последний оставшийся в стране султанат, где султан является полноправным губернатором провинции. Для монархиста – к каковым я себя причисляю – это лучшее доказательство превосходства королевского правления над либерально-демократическим.

Хаменгобойоно Десятый – это самый правильный человек в правительстве. Мы расскажем почему.

С первого взгляда Джокьякарта казалась подарочным городом. Все здесь было так как задумал его величество Султан еще двести лет назад. Это был предельный расцвет искусств.

Беда для туриста в этом городе таится одна: Джокджа производит столько искусства, что его нужно куда-то девать. Поэтому на каждом шагу тебя подстерегают капканы, и агентов по продаже батика ровно столько же, сколько прохожих. Каждый горожанин таит в себе не просто торгового агента, но артиста, имеющего своего двойника…

Продолжение

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

За рассказами я обжился в закутке Тото, сидевшим ровно под портретом Президента Сукарно. Многие индонезийцы верны своему первому президенту, коммунисту и другу СССР. Он был горяч на расправу с теми, кто хотел покинуть его новую цивилизацию. И он строго-настрого запретил доллару переходить границу. Сухарто все изменил. С него началась капитализация и монетаризация…

Конечно, индонезийскую цивилизацию – до этого это было собранием разных культур, не умеющих разговаривать друг с другом, – создал Язык. Сукарно ввел в стране единый язык. Этот язык был максимально упрощен для общения народов.

Я открыл рюкзак и достал оттуда свой крис, подаренный мне юношей-аптекарем в одну из моих далеких прогулок по Джокьякарте… Аптекарь сказал: это очень дорогой крис, не надо резать им колбасу… Мне он не нужен, а жена сказала – как пророк наш сказал, крис надо подарить страннику. И он вручил мне этот крис, работы невиданной, чуть заржавевший, источающий магию…

Тото взял крис обеими руками, приложил его ко лбу и застыл в молитве. Потом он очнулся. И сказал вот что:

– Яванцы, в отличие от мадурцев или народов Сулавеси, всегда носили крис за спиной, не демонстрируя его напоказ. Яванцы всегда были против агрессии и не афишировали свое оружие. Крис является защитником. Суть в том, что его нельзя покупать; но если он получен в дар, и ты за него не платил – это твой защитник. Его нельзя обнажать без надобности, но надо чувствовать, что он всегда с тобой и знать эту защиту. В случае надобности крис вылетает сам из ножен и разит всех.

Он отдал мне крис и наказал его беречь. Читать дальше »

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

И, как выяснилось, мы оказались коллегами по внедрению водных технологий. Тото рассказал свою историю. Его английский был такой: он начинал английскую фразу, простой зачин, типа «есть человек мой друг» и потом переходил на бахаса-индонезия, как в море разливанное… Я его одергивал и возвращал на исходное. Он строил новую английскую фразу, типа «И этот человек в Семаранге, придумал новую технологию…» и опять уходил в джунгли. Я его опять старался вернуть в английский. Его история абсолютно правдива и все адреса доподлинны. Вот она вкратце.

Тото был удачливым коммерсантом и возил он лес в Семаранг и Бандунг из Банда Ачех, где леса этого завались… Две машины было, штат работников, большой дом. Бизнес шел хорошо – на Суматре, а особенно в далекой провинции Ачех, древесина дешевле, чем на Яве, представляющей из себя один большой огород, но на Яве дерево очень востребовано для мебельной индустрии: на Яве выпускают самую лучшую мебель в мире, из тикового дерева и махони…

Почему она лучшая? Потому что ни у кого в Европе и даже на Суматре не хватит терпения вырезать по дереву эти виньетки, драконов, цветочки или арабскую вязь. Только сонная деревня может себе это позволить, спящая беспробудным сном, не знающая жажды наживы.

Процветая, он, как и положено, задумал новый бизнес. Один из его друзей в столице этой провинции Центральная Ява, городе Семаранг, после долгих трудов и учений, вошел в контакт с богами острова. Он изобретал завод по водоочистке. Боги сказали ему: старик, все элементарно. И друг сочинил аппарат, превышающий по качеству очистки все существующие методы. Мне сложно было уяснить все в деталях, но аппарат друга Тото состоял из четырех вертикальных труб, и вода проходила в нем через активированный уголь, но не только. Если этих труб было десять, то вода достигала такой степени чистоты, что становилась пригодной для инъекций. А такую воду Индонезия все еще импортирует, да, до сих пор ничего подобного не придумали…

Тото инвестировал свои сбережения в компанию друга, и даже съездил в Сингапур, где договорился со вторым инвестором, который обязался вложить такую же сумму, что и Тото. Но тут-то и грянул знаменитый азиатский кризис.

Мистер Сорос заработал на нем столько-то миллиардов. Читать дальше »

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Тото был первым человеком из числа людей, кого я встретил в этом сонном ночном городке. Он набросился на меня, как вонючий индонезийский дракон.

Конечно, я простудился в этом автобусе с его долбаным кондиционером, и сошел с него весь в соплях и температуре. Кондиционеры в Индонезии – это особая история. В той ее части, что мнит прослыть цивилизованной, в банках и в приемных, в автобусах дальнего следования и в супермаркетах, а особенно в такси, кондишен настолько контрастирует с погодой, что ты рискуешь за полчаса подхватить простуду.

Короче, сошел я приболевший, а они набросились на меня, как стая голодных собак, – и каждый орал свое предложение. Я сошел в Чилачапе просто потому, что мне показалось, что тут развита индустрия маломерного флота, и я решил ее исследовать. Но вот тебе и Чилачап! Стою один в этом поле, как побитый воин, в соплях и простуде, а дорога уходит в темную даль в обоих направлениях, а вокруг – пятьдесят два таксиста.

Дело в том, что на Чилачап два года назад накатило цунами, и турист вообще перестал к ним ездить. А аппетиты местной индустрии остались теми же. Поэтому каждый путник-турист тут же превращается в объект пристального внимания – с перспективой ободрать его до нитки. На меня они все фигурально набросились. Они обступили меня и требовали, что они отвезут меня в отель и – если я хочу – отвезут к бабам – в любую сторону, но за 50 000 рупий, разумеется. Потом я все-таки сел на этот мотоцикл за 30, и меня повезли в специальный отель, предназначенный для туристов, где берут втридорога. Когда я понял, что они опять заламывают цену, я буквально выхватил свой паспорт у портье и в гневе поплелся по дороге, ругая городишко. Проклятый Чилачап! Читать дальше »

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

В отличие от таких шикарных столиц, как Куала-Лумпур или Бангкок, Джакарта совсем не легкий город; идти по нему пешком – это адовы муки. Тротуары, как правило, отсутствуют. Магистральные улицы оснащены очень узкими тротуарами, и делать там нечего. Такси – единственное средство передвижения. Но куда ехать? Обделил бог эту столицу теми местами, где турист может почувствовать себя туристом и сфотографироваться на фоне воздушных шариков. Магистрали Джакарты не располагают к созерцательности; это мир жестокого капитализма, дегуманизированный и холодный, как кондиционеры на этом пекле. Сточные канавы зловещи. Монумент Нации – крайне непонятное сооружение вместе с прилегающим парком, где спят бездомные семьи. Что там делать туристу – неясно. Его, однако, поджидают сотни раскрашенных рикшей, выстроившихся вдоль всей дороги. Все они тебя хотят – поэтому и ты стараешься обойти их за версту.

Ее очарование таится где-то в глубине ее улиц; по крайней мере, оно не в общественных местах общего пользования, которых попросту нет. Читать дальше »

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Британский чиновник в Индии и философ-почвенник С.Т. Рэнч писал, что Ява была счастливым исключением из общего правила правления белых на Востоке и вот по какой причине.

«Голландцы основали Ост-Индийскую Компанию спустя два года после того, как была основана Английская Компании, и стали основными правителями Явы примерно в то же время, когда англичане взяли власть в Индии. Голландцы, однако, пошли другим путем на Яве. Они не предпринимали никаких усилий навязывать свои методы цивилизации яванцам ради их блага. На этот счет не может быть никаких сомнений у тех, кто изучает обе эти империи, Индийскую и Индонезийскую. Англичане тоже были изначально торговцами, но английские должностные лица, со времени Веллеслея и далее, стали стремиться учить индусов тому, во что они верили, поднять их до более высоких жизненных стандартов. Многие из тех англичан были людьми глубокой религиозной веры и чувства долга.

Голландцы, с другой стороны, кажется, были свободны от подобного понимания чувства долга, и вряд ли их можно упрекнуть в том, что стояли в стороне от “призывов к прогрессу”. По этим же причинам Уоррен Гастингс, Манро, Малькольм, Элфинстон, Meткалф и другие стояли за то, чтобы позволить индусам работать их собственными методами, и стараться объективно воспринимать обычаи и нравы их культуры. Читать дальше »

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Гнилостный запах, въевшийся в асфальт, в сочетании с дневным палящим солнцем подействовал на меня так, что на мгновение я потерял сознание.

Прямо в своих сандалиях на босу ногу я попал в некий потусторонний мир, живущий без воздуха и воды. Я присел в передвижную столовку (или как ее назвать? Передвижной ларек на колесах?) выпить водички в запечатанном пластике, и тут же познакомился с ребятами. Они в Индонезии сразу обступают тебя и требуют знакомиться. Один из них – шустрый паренек лет десяти – произвел неотразимое впечатление своей красотой. Он всем кривлялся на улице, громко и звонко орал, что-то изображал. А, сказали они, это у нас овер-секси – в школу не ходит, у мамы-папы денег нет, зато самый красавчик тут – овер-секси. Читать дальше »