Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.

«Всех не удовлетворишь»

Та схема взаимодействия Гайдаров с миром, которую мы здесь исследуем, предполагает отцовский дар и материнскую подначку – чтобы ребенок начал играть и сломал что-нибудь. Кто же подначил нашего героя?

Прежде, чем ответить на этот вопрос, немного истории. 20 августа 1991 года Е.Т. познакомился с Бурбулисом. Именно эта встреча в осажденном Белом доме круто изменила судьбу нашего героя. Вскоре после провала путча госсекретарь РСФСР Геннадий Бурбулис предложил Егору Гайдару сформировать и возглавить рабочую группу по подготовке предложений о стратегии и тактике российской экономической политики.

Положение страны после перестроечных экспериментов и борьбы за власть между Ельциным и Горбачевым было действительно чудовищное. Но конечно, не такое безнадежное, каким его описывает Гайдар, оправдывая необходимость сделать именно то, что он сделал. Он ставил вопрос ребром (видимо и пред Ельциным так его поставил): «либо нарастающий хаос, либо немедленный, без подготовки, запуск рыночного механизма. С тем, чтоб уж потом, на ходу, встраивать обязательные для его работы детали».

Значит: “либо — либо”. Но вот говорят, что методы запуска «рыночного механизма», могли быть разные. В частности, обсуждался вопрос: что должно быть раньше – либерализация цен или приватизация? Экономически подкованный Е.Т. пишет четко: государственные предприятия при формально свободных ценах «будут воспроизводить стереотипы дефицитного распределения». И добавляет: «А вот ослабив государственный монополизм, приватизация введет в жизнь элементы конкуренции, без которых настоящих рыночных механизмов тоже не бывает». Ну так в чем же дело? А в том, что Е.Т. изначально предрасположен к простым радикальным методам, а не к сложной тонкой работе. И вот, сказав о необходимости приватизации, он начинает подробно объяснять, почему нельзя было начать с нее. В основном эти объяснения сводятся к тому, что не было времени, сил и средств, а также – к успокоительно парадоксальному: как ни проводи приватизацию, все равно «всех не удовлетворишь».

Эти объяснения, конечно, весьма основательны, но, мягко говоря, не совсем «удовлетворительны». Просто потому, что Гайдар — лицо заинтересованное, а мы теперь уже не можем проверить, как было бы, если бы реформы пошли по иному сценарию. Мы знаем только, что объяснения гайдаровских оппонентов звучат не менее убедительно. И знаем – что случилось с нашей страной и ее экономикой в результате мероприятий, проведенных нашим героем.

История, конечно, не терпит сослагательного наклонения, но это вовсе не значит, что иных вариантов развития событий, чем тот, который был выбран, вообще не существовало. Да, Гайдар, не отличающий побед от поражений, не видел других вариантов, но это не значит, что их не было. Даже из самых безнадежных ситуаций всегда есть разумные выходы. Надо только их действительно искать. А Е.Т. просто хотел настоять на своем. И настоял.

Вообще, вопреки сложившемуся о нем мнению, Гайдар может быть весьма убедителен, он берет на испуг: если не сделаете по-моему, то завтра вакханалия. И это многих убеждает. Особенно – когда ты предрасположен к тому, чтоб тебя убедили. В противном же случае могут возникнуть сомнения в необходимости именно тех мер, на которых реформатор настаивал.

Иные извращенцы могут даже предположить, что то, на чем он настаивал, было предвзятой идеей, основанной на его внутренних интенциях, качество которых определялось деструктивным устройством его психики. Это можно понять. Ведь настаивал реформатор на том, что иного пути, кроме разрушения экономики (одним из главных элементов которой являются живые люди) и страны (в которой эти люди живут и которую своей жизнедеятельностью скрепляют), не существует.

Чтобы стало яснее, как мыслит Гайдар, приведу три цитаты. Первая: «В сентябре-октябре 1991 года нам стало абсолютно ясно: ситуация безжалостно диктует выбор предельно конфликтного, рискованного сценария начала преобразований». Обратите внимание на ключевые понятия: безличное «стало ясно», “ситуация диктует” и «предельно конфликтый сценарий». Фокус в том, что это Гайдару стало ясно еще весной (или было ясно всегда), и уж к этой предвзятой идее притягивалось все остальное.

Вторая цитата: «В конце 1991 года времени для того, чтобы отмерять, если не семь, то хотя бы пару раз, уже не оставалось, предстояло резать по живому. Я это отчетливо сознавал, и это было моей постоянной головной болью». То есть – времени на размышления нет (приходит «осознание» того, не нужно искать никаких рациональных решений), надо «резать по живому». Это, конечно, связано с “головной болью” (“ответственностью”), но ведь это и есть искомый Гайдаром результат.

И наконец: «Открывшаяся в деталях картина подтвердила печальную истину: ресурсов, позволявших сгладить социальные издержки запуска нового механизма хозяйствования, не было. Откладывать либерализацию экономики до тех пор, пока удастся продвинуть медленные структурные реформы, невозможно. Еще два-три месяца пассивности, и мы получим экономическую и политическую катастрофу, распад страны и гражданскую войну. Это мое твердое убеждение». Значит, “картина подтверждает истину”: на страдания людей («социальные издержки») обращать внимания не стоит, поскольку близится катастрофа. Таково его «убеждение».

Ну раз “убеждение”, надо почтительно смолкнуть… Хотя ведь можно сказать: всего лишь «убеждение». То есть – нечто иррациональное. А собственный разум, жизненный опыт, экономические знания говорят реформатору нечто иное: начиная реформы, «можно предвидеть, что существенное влияние на их ход окажут факторы, нарушающие намеченную программу и находящиеся вне контроля правительства». То есть он заранее знает, что будет нечто (хвостатые мыши из черных дыр), что может разрушить его планы, и в результате реформы пойдут совсем не так, как он изначально декларирует. В частности, никто не позволит отпустить все цены разом, сохранятся многие социальные гарантии, процветет скрытая безработица и так далее.

Иными словами: появятся осложнения не менее серьезные, чем те, которые он предвидел, когда отвергал идею начать реформу с приватизации. Эту идею он отверг от нетерпения, а также из-за неподъемной для него сложности осуществления. А вот простую идею чистого шока он не отбрасывает, хотя и знает, сколь плачевны последствия ее воплощения в условиях, созданных предшественниками: «Именно мне в 87-90-м годах, наверное, громче всех предупреждавшему о страшной опасности либерализации цен при расстроенных государственных финансах и хаосе в денежном обращении, теперь придется платить за перебитые горшки». Вот именно в «перебитых горшках» (читай: «голубых чашках») все и дело. Человек, не способный отличить поражения от победы, проговаривается. Из его текста все время, как чертик из шкатулки, выскакивает внутренняя гайдарная структура, которая как бы все время напоминает читателю: реформы приобрели разрушительный характер потому, что их творец имел внутреннюю предрасположенность сделать их именно деструктивными.

Реформируя ломом

Образованный и интеллигентный человек Егор Гайдар, разумеется, этого не хотел. Точно так же, как он не хотел давать компромат на себя, сочиняя свои “Дни поражений”. Но ведь, как видим, дает. Это потому, что внутри него сидит дедовское нечто, жаждущее разрушения и саморазрушения. Причем оно дает себя знать в любой области – экономики, партийного строительства, литературы… Оно прекрасно просматривается даже в тех экономическим наработках, с которыми Е.Т. приступил к своим реформам.

«Программа-минимум», которая выкристаллизовалась еще до прихода Гайдара в правительство (а это случилось в ноябре 1991), выглядела так: «Правительство, либерализовав цены, одновременно резко сокращает субсидии на продовольствие, примерно в 3 раза снижает ассигнования на закупку вооружений, резко сокращает расходы на капиталовложения, особенно в аграрную сферу, ограничивает финансирование социальной сферы реальными доходами бюджета и, в то же время, вместо дезорганизованного налога с оборота вводит предельно высокий налог на добавленную стоимость (28%)».

Все эти “сокращает”, “снижает” и “ограничивает” направлены в первую очередь на разрушение различных органов (отраслей) уже дышащего на ладан, но все еще функционирующего социалистического хозяйственного организма и как следствие – на удушение жизнедеятельности связанных с соответствующими отраслями групп населения. Ведь каждый человек в буквальном смысле питается от экономического организма и его частей, как крестьянин от своей коровы. А Е.Т. (как это было и при большевиках) отнимает у него средства к существованию. Может быть так и надо, может быть действительно иного пути не было, но ведь сказано же в Евангелии: «Впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться” (Мф 26.24). Я вовсе не хочу сказать, что наш герой Иуда в каком-то моралистическом смысле. Но нельзя сомневаться в том, что нужно быть изрядным выродком для того, предать на муки столько беззащитных людей, чтобы взять на себя такую «ответственность».

Как известно, есть секты, которые поклоняются Иуде Искариоту как святому за то, что, любя Христа, он тем не менее пересилил себя и помог взойти Спасителю на крест. Егору Гайдару тоже некоторые до сих пор поклоняются. Пусть их, но только надо иметь в виду, что, планируя свою гуманитарную катастрофу, наш герой вовсе не пересиливал себя. Похоже, он просто не подозревал, что население страны и ее экономический организм – в определенном смысле одно и то же. Он мыслил и мыслит в обезличенных категориях: снять «денежный навес» (а мы говорим: но это наши кровные денежки в сберкассе), «социальные издержки» (а мы удивляемся, что закрывают детские сады), «снизить ассигнования на закупку…» (а мы выходим на митинги с криком «верните нам нашу зарплату») и так далее. Он говорит: другого пути просто не было, а мы отвечаем: если мыслить в таких категориях, другого пути и не найдешь.

Впрочем, я как-то нечаянно перешел на спор с великим реформаторм, а это теперь уже малопродуктивно – снявши голову, по волосам не плачут. Поэтому лучше вернемся к анализу и скажем без обиняков: Гайдар нашел свой путь в реформе, свой метод. Чтобы ясно понять его специфику и происхождение, следует вспомнить то, о чем мы уже говорили: слушая в детстве разговоры отцовских гостей, доморощенных экономистов, мальчик крепко, можно сказать, печенкой усвоил представление о реформе как разрушении прежде всего. Ребенок, ориентируемый Отцом, в душе нашего реформатора знает, что старое надо разрушать, согласно большевистской песне, до основанья. А потом уже строить. Но собственно Ребенок как раз ничего не знает о созидании, о том, как к этому вообще подступиться.

Созидание дело серьезное, взрослое. А Гайдар подходил к реформе по-детски, экспериментировал, играл с недетскими вещами. Отмерять и думать, по его мнению, было некогда, надо было как можно скорее «резать по живому». А то ведь игрушку могут отнять, придет Мать и прогонит с крыши. Однако ведь надо успеть еще «горшки перебить» (они, правда, уже побиты, но надо устроить так, чтобы они побились окончательно). Это нужно для того, чтобы иметь серьезные основания для мук «ответственности». Так что начнем реформу без подготовки, а там уж по ходу будем вставлять какие-нибудь необходимые детали. Вот из этого детского представления и вырастает знаменитый тезис Гайдара о необходимости сперва шоковым способом запустить «рыночный механизм», а потом уже рынок сам все расставит на свои места. Именно это он, кажется, и называет «рыночным романтизмом».

Продолжение