Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.

Шокотерапевт и президент

Сказать, что Ельцин не ждал от реформ улучшения жизни народа, было бы величайшей несправедливостью. И ждал, и надеялся, и хотел даже на рельсы лечь, если не будет скорого улучшения. Но природа сильней человека. В природе же Ельцина сильней всего – тяга к власти. Именно — тяга, борьба за власть, а не собственно властвование. Как это ни крамольно звучит, властвовать он никогда не умеел. Укрепившись во власти, уверившись в том, что она принадлежит ему безраздельно, он должен был ее слегка отпустить, ослабить, чтоб потом – снова поймать, удержать. В этой игре кота с мышью вся его жизнь (по крайне мере, будучи президентом, он это постоянно демонстрировал), а отнюдь не в рутинной работе видного государственного деятеля. Плевал он на это. Он спортсмен, а не администратор. Он готов искусственно создавать ситуации схватки за власть.

Основная парадигма ельцинского поведения уже была мною подробно описана в «Независимой газете», в статье для «Ельцинская трехходовка. Кому суждено быть, тот не утонет». В ней анализируются случаи из жизни Бориса Николаевича, приведенные в двух его изданных книгах, и обнаруживается, что практически все они однотипны. Президент в течение всей своей жизни повторял один и тот же маневр: на ровном месте он вдруг совершает поступок, который приводит его и тех, кто его окружает (в период его президентства это вся страна), в гибельную ситуацию, но потом героическими усилиями выходит из этой ситуации с честью для себя (окружающие при этом могут пострадать). Эти три шага, обычно повторявшиеся в ельцинском поведении, были названы в той статье «ошибка», «кризис» и «спасение». А сценарий в целом – «ельцинская трехходовка». Несколько позднее мне удалось обнаружить и тот психологический механизм, который лежит под фирменной президентской «трехходовкой» (см. статью «Президентствующий коловорот. Борис Ельцин как сын и родитель. Принципиальная схема» в «НГ» от 12.09.98). Основные положения этих статей можно найти на «Переменах» здесь.

Не стоит здесь повторять то, что уже было сказано о структуре поведения нашего бывшего президента. Достаточно только напомнить, что он обладает гениальным чутьем на людей, которые могут доставить необходимые для постоянного возобновления его борьбы трудности. Ему не надо читать психологические труды, чтобы чувствовать: этот человек мне подходит. Бурбулис, Гайдар, Руцкой, Хасбулатов, Коржаков – все это люди, которых Борис Николаевич выбрал сам, и которые не подвели его – в смысле создания неприятностей. Но Е.Т. был, конечно же, лучшей находкой Ельцина, создал президенту максимальное количество опасных ситуаций. Потому он в тогдашнем выборе и «не раскаивается». Кто бы мог лучше Гайдара превратить благую власть «всенародно избранного» в «антинародный режим»?

Мы говорили, что отношения Гайдара с народом и парламентом строились по образцу отношений гайдарных Ребенка и Матери. Что же касается отношений с Ельциным, то в них четко проявляется гайдарно окрашенная парадигма Отец – Ребенок. Мне ничего не известно о том, осознавались ли самими политиками эти отношения как сыновско-отцовские. Но ведь фактически именно Ельцин вложил в руки Ребенка Гайдара маузер экономической власти, разрешил ему экспериментировать с народным хозяйством.

Поэтому неудивительно, что Е.Т. в своей книжке ассоциирует Бориса Николаевича со своим реальным отцом. Ассоциирует своим обычным манером: ставя реального отца и президента рядом (в соседних абзацах) и заставляя выслушивать их примерно одно и то же насчет необходимости быстрых рискованных действий. Выслушивать и – одобрять услышанное. «Отец посмотрел на меня, сказал: «Если уверен, что нет другого выхода, делай как знаешь». Подумать только: папа его благословил на «резанье по живому». С этим мы не можем не считаться. Но и разговор с Ельциным тоже был своего рода благословением, он пришелся Е.Т. «по душе». «Он показал, что президент думает о реформах всерьез, понимает необходимость переходить от программ к делу, готов к этому, имеет представление о направлении предстоящих преобразований». То есть молодому реформатору показалось, что Ельцин готов действовать по-гайдаровски.

Отец и мать реформ

Но это была, конечно, ошибка. Ельцину не было никакого дела до гайдаровских игр. У президента был свой интерес в этих реформах.

Если говорить о сознательных намерениях, то – да, он хотел перескочить из темного царства застоя в светлое будущее демократии и рынка. К сожалению, человеческое бессознательное ничего не знает о столь сложных понятиях. Оно действует чисто конкретно. Для него логические построения, объясняющие, что демократия и рынок нечто хорошее, а социализм — плохое, просто не существуют. У него свои представления о плохом и хорошем. Для ельцинского бессознательного «хорошо» — постоянное возобновление внутреннего цикла, который на поверхности проявляется как «ошибка», «кризис», «спасение». Потому что это основа ельцинского существования, его психологическая природа. И именно она подминает под себя все благие намерения и направляет человека совсем не туда, куда он сознательно стремится. Высшим «хорошо» для Ельцина всегда было спасение на гибельной грани. Но ведь сперва на эту грань еще надо попасть. И президент организует для себя и дорогих россиян это попадание вручая Гайдару рычаги экономической власти.

То есть, несмотря на то, что со стороны может показаться, что Ельцин подыгрывает разрушительной гайдаровской игре, у президента своя игра. В данном случае «всенародно избранный» играет с народом, готовит себе большие неприятности. Он обещает «лечь на рельсы» в случае, если реформы не приведут к скорому улучшению положения трудящихся. И тем самым недвусмысленно намекает на то, что готов оказаться в критической ситуации. И действительно, реформы вместо улучшения быстро приводят к кризису. Для президента их ближайший результат: через несколько месяцев после начала многие из тех, кто недавно скандировал: «Ельцин наш президент», — уже кричат: «Ельцина на рельсы!» «Медовый месяц» президента и «дорогих россиян» заканчивается, начинаются суровые будни семейной борьбы: бабьих истерик разочарованного в своей любви и обманутого в лучших надеждах населения (организуемого своим авангардом Съездом народных депутатов) и мужских побед его избранника Бориса Николаевича Ельцина.

Впрочем, для анализа поведения Гайдара не имеет большого значения то, каковы были отношения между его патроном и населением страны. Да, они были отношениями патриархальной семьи, поскольку наш бывший президент своей «трехходовкой» постоянно воспроизводил те отношения, которые вынес из своего детства (и кстати, термин «семья», который прилепился к его окружению, подтверждает эту мысль).

Но поскольку мы здесь говорим о Гайдаре, ограничимся лишь «самейными» отношениями между президентом и его реформатором. Вообще говоря, понятие «семья» предполагает в реальной жизни наличие той внутрипсихологической структуры (Отец — Мать — Ребенок), которую мы обнаружили, анализируя «Голубую чашку». Точнее — проекцию этой структуры (не обязательно имеющей гайдарные параметры) во внешнюю жизнь. Например, Ребенок внутри человека имеет как бы свободную валентность и ищет во внешнем мире объект, с которым он мог бы взаимодействовать по типу Ребенок — Отец или Ребенок — Мать. С другой стороны, человек, у которого есть свободная отцовская валентность, ищет для взаимодействия соответствующего Ребенка.

Еще раз подчеркну: отношения между людьми, вступающими в такие взаимодействия, вовсе не обязательно должны быть родственными. Вот скажем, Ельцин всегда искал сына для реализации своих отцовских задатков (причем сам признается, что очень страдал оттого, что у него рождались лишь дочери). И нашел его, в частности, в лице Гайдара (потом были и другие «сыновья» — вплоть до Путина, ставшего преемником).

Конечно, нельзя не поразиться тому, насколько точно президент и реформатор нашли друг друга, насколько гайдаровский Ребенок, пораженный отцовской деструктивностью, совпал с ельцинским Отцом, подначивающим Ребенка (и своего внутреннего, и чьего-нибудь, найденного во вне) к деструктивным поступкам (подробности см. в статье «Президентствующий коловворот»). Ведь Гайдару (Ребенку в нем) для крупномасштабной макроэкономической деятельности нужен был во внешнем мире Отец, который дал бы ему в руки маузер экономической власти. А Ельцину (Отцу в нем) нужен был Сын (проекция во внешний мир его собственного внутреннего Сына), который бы мог доставить ему максимум огорчений. Е.Т. для этого очень подходил, потому что слыл большим знатоком экономики и одновременно всем своим видом показывал (см. выше), что способен лишь к разрушению. То есть этому человеку можно было доверить, чреватое большими бедами реформирование (напомню: решение принималось не разумным политиком Борисом Ельциным, а бессознательным в нем), оставить его один на один с беззащитным народом, а самому заняться большой политикой.

Впрочем, в тот момент и народ был настроен на разрушение (Ельцин в своих “Записках” совершенно справедливо замечает: настроение в обществе было довольно определенное: “крушить!”). Разумеется, это не была единая воля народа (тут не место какой-либо мистике). Просто очень значительная часть население не хотела жить по-старому, но не знала, что надо делать. Тотального разрушения в действительности хотела лишь незначительная, но в тот момент наиболее активная часть населения (впоследствии она получила точное наименование «демшиза»). Эта часть видела в Гайдаре человека, способного обеспечить ее чаяния. И сигнализировала ему: Е.Т., вперед, давайте.

Поскольку мы уже знаем, что наш герой бессознательно воспринимал население страны как проекцию во вне своей внутренней Матери, постольку эту демшизу можно определить как провоцирующую Мать. Но народ не состоит ведь из одной демшизы. Была и другая часть населения, которая вскоре после начала реформ, начала Гайдара дружно ругать, индуцируя в нем болезненное чувство “ответственности”. Вот вам и двойственность Матери во внешнем мире… И опять полное соответствие внутренних потребностей гайдаровского Ребенка и того, что может предоставить ему общество, играющее материнскую роль.

Разница между женщиной, играющей для Е.Т. роль Матери, и обществом — только в том, что последнее не имеет антропоморфного вида. Но ведь для Ребенка, получившего инструменты экономического разрушения, важно только то, что его, с одной стороны, подначивают к разрушению, а с другой — наказывают за него. В детали это инфантильное существо не вникает. Кстати Фромм говорит о людях, обладающих злокачественной инцестуальной фиксацией, что «мать для них останется просто символом, призраком, а не реальным человеком. Это символ земли, дома, крови, расы, нации и той почвы, из которой все живое выходит и в которую возвращается назад после смерти. Это также символ самой смерти и хаоса. Это не мать, дающая жизнь, но мать, дающая смерть. Ее объятия — объятия смерти. Ее лоно — могила».

Ну, до этого у Е.Т. дело пока не дошло (напомним, что это написано задолго до смерти Гайдара, а теперь уже и дошло – ред.), он пока ограничивается только переживания параксизмов “ответственности”. Хотя вот книгу “Дни поражений…” писал в предвкушении победы на президентских выборах Зюганова, желал дать “комшизе” (введем этот термин по аналогии с “демшизой”) обильный материал для расправы над собой. Действительно, именно коммунисты, судя по текстам Е.Т., больше всего желанны ему как наказывающая аж до смерти Мать: «В том, что ждет меня при победе коммунистов, иллюзий не возникало /…/ имя мое входило в каждый сколь угодно краткий список главных врагов народа». Да и фактически эта часть нашего общества больше всего похожа на «мать, дающую смерть».

Окончание