Начало романа – здесь. Начало 5-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Так что, в некотором смысле действительно можно сказать, что Лика родила ребенка — возможность родить ребенка. В ней захотел родиться ребенок, и появилось отражение этого ребенка в ее лице, в глазах (так думал я, глядя на нее), а та любовь, которую она родила во сне, была любовью к отцу — дяде Саше — любовь девочки к мертвому мужу своей матери…

Я, кажется, съехал к фрейдизму? Нет, побоку это… Ведь сон, в конечном счете, был навеян тем, что она сейчас живет в мастерской у Смирнова, среди его вещей и картин, — живет им, Смирновым, своим отцом, съеденным собаками Бенедиктова. И она знает это.

— Кстати, Лика, покажи мне все-таки ту, последнюю, картину дяди Саши. Она ведь здесь?

— Да, сейчас.

Она пошла в угол мастерской. Я встал, чтобы помочь ей.

— Не надо, — сказала она, — не надо сюда ходить — я сама. (далее…)

Начало романа – здесь. Начало 5-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Ничего не могу толком об этом сказать. То есть ясно, конечно, что Лика родила (именно сном родила), в себе что–то, чего не было в ней до сих пор, — то, что она и во сне побоялась назвать, — что-то женского рода, что-то такое, на что она теперь, после этого сна, получает право (кормит правой грудью), — то, для чего у нее нет соска около сердца. Почему? А потому, что, хоть и имеет она право, но боится отдаться этому «всем сердцем». Точнее, боится, что не имеет права на то, что выросло в сердце. К тому же, поскольку она родила во сне, она родила только возможность этого безымянного нечто — то, в чем она все еще сомневается. И ей грустно от этих сомнений.

Но она ведь ждала эту девочку — не мальчика, обратите внимание. Имя девочки Люба — какие могут быть у нас, знающих Лику, в этом сомнения? — значит любовь, но к кому? Думаю, ни к кому — просто любовь. Наконец-то любовь! Может быть, уже что–то серьезное. Ведь когда–то у Лики должна появиться возможность любви — не пустое метание из стороны в сторону, а что-то конкретное: рожденная ею маленькая девочка, которую еще предстоит вырастить.

Впрочем, не только свою возможную любовь осмысливает она этим сном, и не только любовь прячется в этом сне — в колыбели его. Ведь здесь присутствует и Смирнов, то есть сказываются Ликины подозрения, что дядя Саша — ее отец. Он и во сне выступает почти как отец, но отец не ее, а ребенка, — ребенка, который по сути дела и есть сама Лика. Сразу же после родов она выходит к матери, у которой, как всегда, толпа поклонников, — так она отождествляет себя и со своей матерью: она любовь, она родила любовь, (далее…)

Начало романа – здесь. Начало 5-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Несколько раз на протяжении этой повести в разговорах с Ликой у меня едва не слетала с языка фразочка: «Ты моя мертвая душа», — но каждый раз я вовремя удерживался. Что за экстравагантная мысль назвать девушку своей мертвой душою?! — а ведь, по правде сказать, дело обстояло именно так. В те дни я не сумел бы ни ей, ни себе объяснить, что это значит, но я смутно чувствовал, что Лика по сути своей похожа на мою душу (хотя бы уже потому, что она тоже хочет и не хочет быть собой).

Вы ведь помните, что она писала стихи, — стихи, в которых все было дорогой, и она сама была этой дорогой. Она представляла себя идущей по дороге, но этой дорогой была именно она сама — то она была дорожной сумой идущего, то эстафетой, эстафетной палочкой (даже скиталой), письмом, которое передают из рук в руки идущие по дороге, — ведь дороге придает смысл только то, ради чего она существует, эта дорога. Она (Лика) была драгоценным посланием, дорогим даром, затерявшимся между двумя точками в пространстве, — кратчайшее расстояние между которыми и есть дорога. И она (Лика) в своих стихах упрямо возвращалась к образу пути и путника, идущего по нему, — пути, нити, натянутой между пунктами А и В, — нити, на которую, как бусины, нанизаны дорожные впечатления, случайные встречи, дома, деревья, разговоры, эти шаги, эти камни мостовой, пригнанные друг к другу, как стопы в стихе. (далее…)

Начало романа – здесь. Начало 5-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Я проснулся, когда был уже поздний вечер. Первой моей мыслью было, что я опоздал к Лике. Все же пойду, на всякий случай захвачу инструкцию. Может, не спит еще…

Оделся (что далось мне с великим трудом), сунул папку с инструкцией в сумку и вышел. По дороге я еще раз решил просмотреть ее текст и обнаружил, что вместе с инструкцией в папке у Сидорова лежала еще толстая пачка исписанных бумаг. Уж не тот ли дневник, о котором он мне говорил в нашу первую встречу? — возможно, но сейчас меня это не интересовало.

Я знал, что Лика сейчас живет в мастерской у покойного Смирнова, и, направляясь туда от Кропоткинской, еще издали заметил светящееся окно и движущуюся тень на фоне этого света. Значит, дома. Одна ли? (далее…)