Начало романа – здесь. Начало 5-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Так софийствовала одержимая Афиной Сара, и, убрав голову в плечи, я с ужасом следил за нею — потому что глаза у нее разгорелись, голос стал совсем чужим, незнакомым… и вообще: во время своего пифического вещания она разве что не плевалась — размахивала руками и делала непонятные телодвижения. За сегодняшний день она на моих глазах уже дважды переменилась, говорила ужасные вещи, и это было тем более странно, что я ведь никогда и не думал, что она вообще умеет говорить.

— Ты это серьезно? — задал я робкий вопрос.

Еще бы, читатель! — конечно серьезно. Знаете? — даже теперь, когда я пишу это все, я как–то подавлен, смущен и теряюсь. И, собственно, даже не знаю, что мне подумать об этом. А представьте тогда, когда я сидел в кресле напротив вещающей Сары и с напряженным вниманием смотрел за окно, чтоб не встретиться с нею глазами, — тогда я был просто раздавлен. (далее…)

Начало романа – здесь. Начало 5-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

— Прости, но как же все–таки без мужчины?

— Но я же говорю не о том, что без мужчины могу родить, — я говорю, что таково должно было быть ощущение женщины — жрицы Великой богини периода матриархата. Такова должна была быть ее теология. А мужчины, естественно, взяли эту теологию и переработали: приспособили к своему пониманию. Вставили Зевса и других — совершили насилие… Ведь вот то, что Уран не дает рожать Гее — это отголосок того насилия, и женщина, конечно же, мстит, оскопляя Урана!

Ну, поехали, — думал я, вспоминая мужественную статейку Фрейда с характерным названием: «Табу девственности» — Ну поехали… Да кто это знает? — может Гея сама не хотела рожать, совсем как эта вот Сара! признаться, я был уже и не рад, что впутался в эту историю: паук поймал в свои сети слишком уж фанатически женственную муху! Было совсем неприятно выслушивать этот урок женской ее премудрости. Я попал в глупейшее положение.

Вы ведь знаете, как иногда неприятно бывает обнаружить, что ты дурак, хоть и по собственной воле. Вы начали валять дурака, вы должны быть последовательны: сказав «А», вы должны сказать «Б» (потому, например, что вам выгодно, чтобы собеседник считал, что вы так думаете), — сказав «Б», вы чувствуете, что сморозили глупость. Вас уличают, вы чувствуете себя дураком. Вам неприятно, несмотря на то, что это вы ведете хитрую игру и хорошо смеяться тому, кто смеется последним. Вы еще будете смеяться, читатель, но пока что вы в дураках. (далее…)

Начало романа – здесь. Начало 5-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

— Демиург творит мир при помощи своей мудрости, то есть, в сущности, — Афины Палады, и, например, в эллинском религиозном культе, небо это пеплос — покрывало, вытканное Афиной…

Ты знаешь, читатель, я сразу почуял, что говорится это, последнее, как–то иначе, чем все остальное, сказанное ею ранее, — особым тоном, с особой заинтересованностью: прямо, как откровение, как нечто глубоко пережитое и прочувствованное — что открывается с болью и далеко не всем. Я насторожился, но виду, конечно, не подал. Я решил проделать паучий эксперимент, как говаривала в свое время Софья, — помните?

— Афина? Это которая вышла в полном вооружении из головы Зевса? — спросил я. — То есть, тоже родилась без матери, как Урания?

— Да. Но у Афины все–таки есть мать: Метида — мудрость, древняя богиня времен матриархата. Зевс, узнавший (кстати говоря — от Геи и Урана), что его сын от Метиды лишит его власти, проглотил беременную Метиду (это может означать: усвоил женскую мудрость) и — сам родил из головы при помощи Прометея (или Гермеса), расколовшего ему череп топором, — родил уже не сына, а дочь — Афину. То есть, это ведь символ подчинения женщины мужчиной и указание на женскую природу мудрости. Афина — это мудрость, софия. Неизвестно, между прочим, кто тут кого подчинил — мужчина женщину или женщина — мужчину. Ведь женщина сделалась мыслью мужчины, она его мудрость, она создала его… (далее…)

Начало романа – здесь. Начало 5-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Говорила она все-таки не очень заинтересованно, а вот я, надо заметить вам, вдруг увлекся, вспомнив свои ночные размышления об одностороннем мире. Я сказал:

— Ты знаешь, наверное это устроено так, Афродита — пространство, а Кронос — время. Они дети неба, но матери у них разные, у времени — земля, а у пространства — море. Причем, характерно, что именно время отделило небо от земли. Ведь мать времени именно не море, а земля с ее периодическим цветением. Ведь время можно мыслить только как периодический процесс, как вечное возвращение в себя… — так говорил я, а сам, кстати, думал: И Бог создал время (берейшит — «в начале» — указание на время) раньше всего — раньше неба и земли, которые ведь могут считаться небом и землей только после отделения друг от друга этим «началом»; — и на земле отпечатком серпа времени будет потенция к периодическому цветению, а на небе — цветение светил, — так думал я, продолжая говорить Саре следующее: И если, например, Кант считает, что время мы не можем выразить иначе, как пространственно, а Энштейн и вообще не отделяет пространство от времени, то этим они высказывают ту же мысль, что и ты, когда говоришь, что любовь (пространство) в своем зачаточном состоянии соединяла Урана и Гею и только после оскопления Урана высвободилась при содействии Кроноса. (далее…)

Начало романа – здесь. Начало 5-й части – здесь. Предыдущее – здесь.

Сегодня я был что–то слишком наэлектризован, — уже обнимая троллейбусную контролершу, пустил в нее искру и вот вдруг опять. Почему? Во всяком случае я сказал Саре:

— Ты заряжена прямо как лейденская банка. Почему?

— Не знаю, — ответила она, потирая место, в которое ударила моя маленькая молния. — Это скорей похоже на историю Зевса с Дионой.

Она взглянула на меня, и я увидел, как тлится затаенный огонь в ее бархатных глазах. Очень удачно я поступил, коснувшись ее руки, — пустяк, а напряжение спало, и она улыбается, и обиды забылись, как будто…

— Зевс и Диона?

— Это миф, — сказала она, — о рождении Афродиты. (далее…)