Начало книги – здесь. Начало этой части – здесь. Предыдущий эпизод этой части – здесь.

41 (продолжение)

- Джо, очарование – это когда правдоподобно врешь. Но я не об этом. Я хочу сказать, что не знаю, что бы мы делали без наших слушателей. Представь, Джо, на секундочку, что в эфир мы бы стали выходить, когда рядом с радиоприемниками никого бы не было. Радио включено, слышны наши голоса, но планета пуста, и эхо наших голосов разносится по латунным лесам, медным полям и застывшим чертогам. Нас слушают стены опустевших домов, нам внимает проходящий мимо торнадо, а мы продолжаем шутить, разговаривать и ставить хорошую музыку. Мы должны выживать.

- Ох, Кэтти, я всегда боялся твоей фантазии. Нет, наверное, лучше давай спустимся на землю, где все еще есть наши слушатели, где мы не говорим в пустоту и где еще все так же актуальна проблема измены. Кстати, мы с этого и начинали, если помнишь.

- Джо, я поняла твой намек на мою слабую девичью память, – смех, – но ведь не все так плохо. То есть измены, конечно, есть, и их много, и их количество растет в геометрической прогрессии, и люди кончают с собой, а еще в 2012-ом мы все умрем. Как видишь, все действительно не так уж и плохо.

- Оптимизма у тебя хоть отбавляй.

- Еще бы! И вообще я думаю, это странный разговор – об измене. Она настолько аморфна, что уловить ее аромат удается только самым искушенным. Ну то есть… э-э-э… допустим… У тебя, Джо, есть жена…

- Ну вот, Кэтти, теперь добрая половина слушательниц выключила свои радиоприемники, – Джо засмеялся.

- Ты же знаешь, я еще и коварна. Так вот. Ну переспал ты с кем-нибудь, с какой-нибудь девушкой. Ну выпил лишнего, ее физиономия показалась тебе красивым личиком, а талия вдруг уменьшилась на несколько размеров, и ты случайно затащил ее в постель. На следующий день ты просыпаешься, сожалеешь о содеянном, особенно когда видишь лицо и огромный зад любовницы, ты раскаиваешься, но в то же время ты четко понимаешь, что это был «алкоугар», что к девушке ты ничего не испытываешь и теперь – кажется тебе – ты даже еще больше любишь свою жену. Такое бывает. Никто ни о чем не узнает, и все останутся более-менее довольными, а твоя любовь будет расти с каждым днем, так?

- Ну, конечно, не так. Но допустим…

- Да, допустим. Однако у женщин – я буду говорить о них в третьем лице, если позволишь, себя-то я к ним отношу, а вот мнение их не разделяю – есть один пунктик: постель для них – это самая большая измена, могущая существовать на этой Земле в принципе. Для них, если муж переспит с другой, – это конец света. Они никогда, ну или почти никогда, не могут этого простить. Однако они не понимают, что секс порой может ничего не значить. Это просто секс. В конце концов жена же не лезет к своему мужу в голову, чтобы узнать, на кого он онанирует во время ее месячных. Мастурбация, совмещенная с образами Дженны Джеймсон, – это ведь тоже своего рода преступление-измена? Но ведь и жены иногда смотрят на хорошенькие зады спортсменов. Да и в конце концов, женщины, я обращаюсь к вам, именно к вам! Поймите, наконец, что постель и секс – это измена того же порядка, что и самый обыкновенный поцелуй или держание за ручку. Если человек переступил порог, то неважно, насколько далеко он от него отойдет вглубь комнаты: в любом случае он уже внутри. Да и поцелуй ведь может сопровождаться такими чувствами, что секс будет нервно курить карликовый бамбук в сторонке, а вы все постель да постель! Ничего в этом нет сверхъестественного. Нужно признать: природа иногда бывает сильнее нас.

Кэт еще немного пофилософствовала на тему неизбежности наших животных инстинктов, а затем в эфире снова зазвучали Джетро Талл. Тем временем Вики резко сняла с себя маечку. Ее миниатюрная грудь с гусиной кожей оголилась. Соски были темные и завораживали. От неожиданности мое дыхание сбилось. Вики подошла ближе, и я впился в ее грудь. Затем я одним махом расчистил стол, и мы занялись любовью прямо на кухне. Она стонала как умалишенная, а я свирепел с каждой минутой. В конце ладонью я наотмашь ударил ее по щеке и кончил. Вики закричала от неистового оргазма. Что ж, как знать, может, она была хорошей симулянткой, но мне до этого дела не было никакого.

Мы оделись. На ее щеке краснотой все еще прорисовывались мои пальцы, а она смеялась и говорила, что я вел себя как последняя скотина, но что ей это понравилось. Еще бы. Сатанинский подход всегда как в первый раз. Мы выпили по бутылке пива, выкурили по сигарете. Мы попрощались. Вики поцеловала меня, и я закрыл за ней дверь.

Казалось, будто я истощился, стал сосудом, наполненным пустотой.

42

Дни стали тянуться очень долго, и в ожидании четверга я затворничествовал у себя дома. Голые стены, куча книг, пустые пачки от сигарет. Постоянно хотелось спать, настроение погружалось в мрак. Я занавесил все окна. Вечная темнота, только лампа на столе и тускло мерцающий монитор ноутбука. Я перечитал всего Тарковского и от корки до корки прочел сборник японской поэзии. От всего этого депрессия лишь усугубилась. Я долго думал, как это сделать, но ничего оригинальнее засыпания в ванной от потери крови придумать не смог. Потом я решил, что куда более символичнее будет, если в темном переулке какой-нибудь умник пустит мне пулю в лоб, перепутав меня со своей реальной жертвой, за которую ему отвалили пару кусков. Он не имеет права не выполнить работу, иначе уберут его. И вот он оттаскивает мое тело за мусорный бак, и притаивается в ожидании того, когда заказанное жаркое само приплывет к нему в руки. Но никого нет уже более получаса, час никто не объявляется, два часа проходит – никого, и от страха быть кем-то убитым он сам стреляет себе в висок. Я бы сказал, что в следующий раз он не станет пренебрегать переводом часов на летнее время, но, увы, следующему разу не быть.

Пока я дочитывал хайку авторства Сайгё, в дверь постучали. Я открыл. На пороге стоял странный тип невысокого роста с оранжевой повязкой на лбу. Одного переднего зуба у него не было, но он улыбался так, что, казалось, он действительно полагал, будто Мэл Гибсон стал бы завидовать его голливудской улыбке. Я пялился на эту дурацкую оранжевую повязку, а тип тем временем обратился ко мне отталкивающе дружелюбным тоном:

- Светлого Вам дня! Посмотрите за окно – погода прекрасная!

- И не подумаю, – сказал я, метая свой взгляд между повязкой и недостающим зубом.

Проигнорировав мою реплику, тип продолжил:

- Присоединяйтесь к нам! У нас очень весело, и мы всегда рады новым людям – таким, как вы! Приходите на наш концерт! – он вручил мне какую-то квадратную бумажку, на которой было изображено много веселых рожиц, а в уголке был написан адрес и время.

- Кришнаиты? – спросил я.

- Да-да-да! Ведь Вы нас знаете! Концерт состоится…

- Чертовы кришнаиты, – промычал я и захлопнул дверь.

Снова стало темно. Я смял бумажку и бросил ее на пол. Несколько лет назад я чуть было не попался. Один знакомый пригласил меня на концерт. Тоже, как и этот кришнаит, сказал, что будет чертовски весело. Делать было нечего, я слонялся по городу, курил, думал о предназначении улиток – и я согласился. Весь зал дворца, в котором проходило это чудаковатое мероприятие, был наполнен до отказа, некоторые даже стояли. По сцене с тамбуринами и тамтамами носились обезумевшие фрики, возвещавшие нечто невразумительное, изрыгавшие какие-то заклинательные реплики. Они напевали мантру Харе Кришна и от этого сами входили в экстаз.

«Харе Кришна Харе Кришна
Кришна Кришна Харе Харе
Харе Рама Харе Рама
Рама Рама Харе Харе!»

По их лицам тек пот, но они продолжали бесноваться, потом вдруг резко становились спокойными и усаживались на сцене в круг, начинали санскритские песнопения. Через какое-то время я заметил, что и в зале многие подключились к этой церемонии, стали пытаться подпевать, зал разбухал от мелодии, доносившейся отовсюду, из самого чрева здания, обволакивавшей все живое, затекавшей в каждую трещину мозга. Эти последователи гаудия-вайшнавизма создавали крайне дружелюбную атмосферу, в которой ты начинал мыслить их чуть ли не своей родней. После концерта к нам подошел один из кришнаитов и пригласил на их «собрание», которое должно было состояться через два дня. Я беглым взглядом окинул всех кришнаитов, участвовавших в концерте, – ни одной худенькой прелестной попки. Я тут же отказался и быстрым шагом удалился из зала. Попасть в секту было делом нехитрым, но мне это дерьмо было ни к чему. К тому же ни одна из попок женщин-кришнаитов меня не мотивировала. К черту. Какая секта без сочной попки?

Продолжение

На Главную "Джаза на обочине"