Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

В чем же смысл существования этих гениальных юродивых?

Руссо как дилетант вывел из подсознания мир фантазий, который сильно сковывали академические вериги. Глядя на его нарисованные джунгли, Поль Гоген совершил паломничество в настоящие – на Таити. Там он напишет свою главную картину, обращающую человечество к началу начал, в самом ее названии прозвучали древние вопросы: «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда идем?» Руссо развязал руки и сюрреалистам.

Ван Гог – один из первых «освободителей цвета», юродивый от живописи, нарисовавший свои великолепные «Подсолнухи» как средоточие солнечной силы. Свое «разреженное сознание» он скрупулезно переносит на холст. Картины то «распадаются» на отдельные мазки, то «собираются». Абсолютная экспрессия, то есть субъективное изображение. И его эмоции отлично передаются зрителю. В поздних работах создал пронзительные космогонические панорамы.

Хлебников пытался соединить математику с историей и вывести формулу времени. Расщеплял язык, занимаясь словотворчеством. Его открытия развил Маяковский. Именно Хлебникову мы обязаны словом «летчик», заменившим «пилот» и «авиатор». Все его вещи на грани безумия. Но немногие художники способны ощутить человечество как «колеблющуюся струну» между историческими потрясениями. Он писал о связи музыки, математики и истории! И это в пору «революционной перестройки общества»! В его поэзии попадаются строчки 96-й пробы. К примеру:

Сегодня снова я пойду
Туда, на жизнь, на торг, на рынок,
И войско песен поведу
С прибоем рынка в поединок!

Хармс тоталитарному давлению противопоставил клоунаду, уравновесив страх смехом.

Все они – воплощения иррациональности и непрактичности. (далее…)

Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

Сергей Есенин поступил с Велимиром Хлебниковым, как Пикассо с Руссо.

Хлебников был футуристом (от futurum – будущее), творцом «новояза» и соратником Маяковского. Поэт-бродяга скромно называл себя Председателем Земного Шара. Анатолий Мариенгоф так описывает в «Романе без вранья» коронацию Велимира в Харькове в 1920 году: «Есенин говорит: “Велимир Викторович, вы – Председатель Земного Шара. Мы хотим в Городском харьковском театре всенародным и торжественным церемониалом упрочить ваше избрание”. Неделю спустя перед тысячеглазым залом совершается ритуал. В заключение как символ Земного Шара надеваем ему на палец кольцо, взятое на минуточку у участника вечера – Бориса Глубовского. Опускается занавес. Глубовский подходит к Хлебникову: “Велимир, снимай кольцо”. Хлебников смотрит на него испуганно и прячет руку за спину. Глубовский сердится: “Брось дурака ломать, отдавай кольцо!” Есенин надрывается от смеха. У Хлебникова белеют губы: “Это… это… символ Земного Шара… А я – вот… меня… Есенин и Мариенгоф в Председатели…” Глубовский, теряя терпение, грубо стаскивает кольцо с пальца. Председатель Земного Шара, уткнувшись в пыльную театральную кулису, плачет светлыми и большими, как у лошади, слезами». (далее…)

Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

Расскажу еще о двух парах «двойников»: Анри Руссо – Велимир Хлебников и Ван Гог – Даниил Хармс. Вся эта «великолепная четверка» с социальной точки зрения подходит под определенную категорию людей, которую условно можно назвать юродивыми или блаженными от искусства.

Наверное, самый странный из выдающихся художников – француз Анри Руссо по прозвищу Таможенник. Его стиль называют примитивизмом. Когда я увидел его работы в Лувре, мне показалось, что все эти феерические, декоративные джунгли вполне годятся для оформления детских садиков. Наивность и чистота. Взрослых, кстати, он изображал с детскими лицами, а детишек – со взрослыми.

Прозвище Таможенник Руссо получил потому, что, собственно, работал на таможне. Только после отставки в 41 год он полностью посвятил себя живописи. Пару раз умудрился попасть за решетку. И оба раза его и спасала, и подводила присущая ему наивность. В 19 лет из кассы бухгалтерии адвокатской конторы, где он числился, по «совету» мудрых друзей Анри крадет ничтожную сумму. Учитывая мизерность «навара», часть срока получает «в виде службы в армии».

И уже в преклонном возрасте, в 57 лет, его обвинили в мошенничестве, хотя, скорее, он стал его жертвой. Речь обвиняемого на судебном заседании свелась к тому, что сажать его нельзя, поскольку это может помешать ему рисовать. (Поведение в духе Юрия Деточкина из фильма «Берегись автомобиля».) Судья, сраженный неожиданностью аргументации, засмеялся. Наказание последовало условное. Ясно было, что у Руссо «не все дома». (далее…)

Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

Лондон в том же 1913-м попытался на практике устроить социалистическое общество. На свои, честно заработанные капиталистическим трудом деньги он покупает ранчо. У него работают более 80 человек. Он мечтает о сельскохозяйственной общине. Так же как к Горькому, к нему косяками тянутся «доители денег», в том числе куча бездельников, которых он благородно называет «бродячими философами». Не отказывал он и «братьям по партии». Несмотря на астрономические гонорары, долги Джека росли быстрее доходов. Причем среди его нахлебников и рабочих крепнет мнение, что он – наивный чудак и деньги ему достаются легко (за 16 лет – 50 книг!). Апогеем мести со стороны «потребителей» стал поджог его грандиозного многоэтажного жилища – «Дома Волка».

В конце концов Лондона постигает разочарование во всем. Он слишком верил в себя и в других! После поджога он перестал верить в других, после болезни – в себя. Он выходит из рядов Социалистической рабочей партии, считая ее деятельность соглашательской, и умирает от передозировки морфия как раз накануне революции в России. (По поводу того, была ли эта смерть сознательной или случайной, споры продолжаются. Так же как впоследствии будет окутана тайной смерть Горького.)

Пролетарский писатель, несмотря на весь свой социалистический багаж, не принял Великой Октябрьской и посчитал поначалу ее авантюрой. Он строчит очерки, где описаны жуткие картины красного террора. В том же году газета «Новая жизнь», где были опубликованы его «Несвоевременные мысли. Заметки о культуре», была закрыта как контрреволюционная. Уж больно были несвоевременные! Горький ссорится с комиссаром Питера Зиновьевым. Тот запретил его комедию «Работяга Словотеков», где главный отрицательный персонаж списан с Зиновьева. На таких комедиях руководству не смешно. (далее…)

Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

Четвертой парой из серии «Двойники» станет «дуэт» Максим Горький и Джек Лондон. Поразительно много у них в судьбе сходного.

Оба прошли путь от низов до самого верха. Оба имели в активе: массу энергии, желание впитать жизнь без остатка Ницше с его учением о сверхчеловеке и социалистические идеалы. Но Горький, в силу гораздо более продолжительной жизни, продемонстрировал «дополнительно», что случается с писателем, «попавшим во власть».

Причем о вероятности такого хода событий он был в курсе, как никто другой. Еще в 1916 году, отметив способности молодого Бабеля, принесшего в его журнал «Летопись» первые рассказы, он наставлял последнего самым серьезным образом: «Молодой человек, а знаете ли вы, что такое стезя писателя? Сколько вокруг вас будет соблазнов и искушений. Но нужно будет перейти босиком через мост, из которого торчат гвозди размером с…» – и Алексей Максимович продемонстрировал огромный указательный палец… Горький не внял собственному совету. (далее…)

Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

Измена!

Поначалу Сталин наверняка испытывал к Гитлеру симпатию. Речь идет, естественно, не об идеологии, а о методах борьбы. «Вот как нужно расправляться с политическими противниками», – похвалил он фюрера, когда тот расстрелял в 1934 году Рема и его штурмовиков.

На уровне подсознания, вероятно, Генеральному секретарю нравился этот «флер непредсказуемости» в манере германского вождя, противоположный его расчетливости. И, наверное, оценивая исторические масштабы «коллеги», он видел не бумажный, а реальный союз с этим человеком. Дабы спокойно, без спешки поделить весь мир, словно именинный пирог. (далее…)

Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

Сходство

Методы достижения целей в их политических карьерах схожи: выделиться всеми доступными средствами в партии, при борьбе за трон поддерживать, сталкивая, то одних претендентов, то других. Потом уничтожить и первых, и вторых. Пустить под нож старую гвардию, поскольку она мешала увеличить расстояние между собой и простыми смертными, докучая бывшими заслугами. Чужие победы присвоить себе. Окружение – для огульного подтверждения собственной избранности.

Больше абстрактная, чем конкретная забота об определенном социальном слое (у Гитлера – это немцы среднего сословия, у Сталина – пролетариат). Повышенная сентиментальность (фото с девочкой в белом платьице есть и у того, и у другого). В искусстве – предпочтение всему ясному, величественному и объединительно-народному. (далее…)

Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

Следующей парой двойников (личностей, во многом схожих по своей натуре и деятельности), на которой я хотел бы остановить внимание, стали Гитлер и Сталин. Анализ их взаимоотношений поможет ответить на до сих пор не проясненный вопрос: почему Сталин не реагировал на десятки донесений о планируемом нападении Германии на Советский Союз.

Историческая загадка

Сам факт глубочайшей растерянности Генерального секретаря уже вроде бы не оспаривается. Сначала Сталин не реагировал на десятки донесений о готовящемся нападении Германии на Советский Союз. Уже многократно была повторена и дата – 22 июня 1941 года – как горохом об стену. Некоторые разведчики пожертвовали жизнью, дабы это сообщение дошло до ушей Генерального, – он остался глух. (далее…)

Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

Цена победы

После освобождения в 1946 году поэт пишет ряд великих стихотворений: «Утро» («…Там черных деревьев стоят батальоны, там елки, как пики, как выстрелы – клены…»), «Слепой» («…И боюсь я подумать, что где-то у края природы я такой же слепец с опрокинутым в небо лицом, лишь во мраке души наблюдаю я вешние воды, собеседую с ними только в горестном сердце моем»), «Бетховен» («…Поднялся ты по облачным ступеням и прикоснулся к музыке миров»). (далее…)

Начало книги – здесь. Предыдущее – здесь.

На перековку!

Страшные испытания, которые выпали на долю Заболоцкого, он описал в «Истории моего заключения». «19 марта 1938… Начался обыск. Я попрощался с семьей. Младшей дочке в то время было 11 месяцев. Когда я целовал ее, она впервые пролепетала: “Папа!”…

Начался допрос, который продолжался около четырех суток…

Следователи настаивали, чтобы я сознался в своих преступлениях против советской власти. Так как этих преступлений я за собой не знал, то, понятно, сознаваться мне было не в чем.

— Знаешь ли ты, что говорил Горький о тех врагах, которые не сдаются? – спрашивал следователь. – Их уничтожают!

— Это не имеет ко мне никакого отношения, – отвечал я.

Апелляция к Горькому происходила всякий раз, когда в кабинет входил какой-нибудь следователь и узнавал, что допрашивают писателя. (далее…)