Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Мы пошли дальше по реке. В проемах моста были оборудованы жилища – а у индонезийца это может быть просто одеяло и коврик. Другая семья возлежала в тенечке на подстилках, и вся как один бодро поднялась при виде меня, редкого гостя в этом смраде. Осыпав меня приветствиями, они приняли позу для фотографирования. Все очень обрадовались и заволновались. Я присел на корточки с расплавленным от солнца мозгом и задумался. Человек оказывался колоссальной личностью. Вместо того чтобы подохнуть тут, как собака, он улыбался и радостно тебя приветствовал. Рядом бабушки очищали пластиковые бутылки от наклеек и сдавали их грузовикам, которые снова повезут их на водно-химические фабрики, чтобы вливать туда химические жидкости, а также простую водичку невысокого качества (желудок аборигена привык уже ко всему). Бабушки радостно приветствовали меня, как пионерский отряд, потребовали и их сфотографировать – наверное, в надежде улучшить свое социальное положение.

Подошел улыбающийся полицейский и одобрительно закивал: вот правильно, надо в газете про нас напечатать. Двадцать лет назад школьники даже переплывали иногда эту речку. Возили их на лодках туда-сюда в школу. И теперь возят на лодках, вот по этой черной воде.

– В первую очередь, людям надо запретить сбрасывать мусор в речку, – говорил Йоно пионерским голосом. – Но наше государство слишком слабое, никто его не слушает. Законам его не подчиняются.

– И, – добавлял он красноречиво, – уровень коррупции государства превосходит все мыслимые пределы.

– Не все, – заверил я его.

Будучи учителем в отставке, Йоно был грамотным оратором. Его английский выдавал в нем местного джентльмена. На фоне орошаемых зеленеющих полей он смотрелся как счастливый фермер.

Внезапно я оказался в стране, где все были озабочены экологическими проблемами. У каждого было что сказать на этом митинге, который начался спонтанно и разгорался, как пожар, как единственно возможная форма духовного существования в этом смраде. Казалось, им нужен только вождь, чтобы взять по мотыге и идти в центр, что неподалеку. Такое уже было в 1999, когда они погромили весь китайский квартал – всех зажгли студенты.

Полицейский мрачно кивал головой. Видимо, он тоже мог принимать участие в тех беспорядках. Это был единственный путь – чего-нибудь разгромить в районе высоких зеркал. Потому что уровень жизни этих людей превосходил какое-либо понимание.

Выговорившись, все быстро иссякли, сил в этой гнетущей атмосфере было брать неоткуда. Она вновь накрыла нас с головой.

И только великое Матахари давало намек на спасение, заливая всех всеподавляющим светом…

Да, закон запрещал поселение людей на таком-то расстоянии от зловещей речки, но поскольку земля тут ничего не стоила, все бездомные проходили сюда и находили приют где придется, расстилая свои одеяла. Даже какие-то беженцы из Африки, Йоно говорил, жили тут несколько лет. Как они сюда попали? (more…)

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Был у меня еще один друг в Джакарте – Йоно. Он был круглым и круглолицым, голова его была большая и очки круглые. Иногда он напоминал мне далекую картинку из какого-то идеального детства – такого хорошего пионера-старшеклассника, который учит тебя, как стать хорошим. Деньги никогда не доминировали в его поведении, и помогал он мне «от всего сердца», надеясь, однако, что и ему «помогут». Никто не покупал у него за пять долларов его книжку-самоучитель английского – и он просил меня ее купить. И вот кто оказался моим лучшим гидом.

Джон и Грант из Британского Благотворительного Общества “Мир Воды”, встраиваясь в некие мировые проекты очистки рек вместе с организацией Друзья Земли, имевшей филиалы в Индонезии, попросили меня (по Интернету) сделать фотографии рек Джакарты и написать к ним заметку. Я сам в это время числил себя представителем крупной благотворительной организации, и мы посчитали это предложение лестным. Помимо этого, мне нужно было узнать ситуацию не только по газетам.

Слоняясь по дневному раскаленному умопомрачению Джалан Джакса, месту приюта западных путешественников, я и нашел Йоно – безработного профессора английского языка, сидящего на стульчике и караулящего туристов, чтобы за три копейки оказать им какую-нибудь мелкую услугу. По его приглашению я присел на стульчик рядом, заказал на лотке (на одном из тех, которые всегда преследуемы роями мух) два фруктовых коктейля. Конечно, тут же к нам подошла какая-то дегенеративная пожилая проститутка, и что-то начала мне говорить, что Йоно начал переводить. Я посмотрел на него и сказал: давай мы ее не будем брать в свою компанию. Кажется, у нее плохие отметки по поведению. (more…)

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Наутро начались гонки.

Все сандеки стояли на набережном причале, на приколе – одна веревка привязана к пирсу, другая зацеплена за сопровождающий катер, в свою очередь стоящий на якоре. Все находится в подвижном равновесии: волна чуть раскачивает лодки, и они то и дело скрещиваются-перекрещиваются своими разлапистыми конечностями. Так что когда был дан старт, началось что-то невообразимое: помимо немыслимого переплетения веревок, все эти балансиры разных лодок то и дело сцеплялись друг с другом в самых причудливых сочетаниях. Тут и там сновали белые пироги и расцепляли их. Кто-то застрял надолго – люди прыгали в воду, и все сообща растаскивали сандеки. Слава богу, мы стартовали. Сандек бесшумно заскользил по лазоревой поверхности.

Признаться, я оказался на борту этой лодки второй раз. Но на сей раз я выполнял функции наравне со всеми. Мне дали веревку, чтобы держаться за нее, когда идешь по балансиру. Одел я резиновые тапочки, чтоб не соскользнуть с крашеной белой краской сандека, удивительно скользкого под каплями воды. И вот парус переброшен в левую сторону, то есть взят левый галс, и два-три человека должны прыгать на правый балансир, чтобы удерживать сандек в равновесии, иными словами, чтобы левый балансир не зарывался в воду.

И вот стою я на белой крашеной бамбучине, не напоминающей ничего – ни пластиковую трубу (трубы белыми не бывают), ни деталь парусного судна (в России, как известно, нет балансиров), а подо мной несется море, почти что ровное, с мелкой рябью, и при том – со стремительной скоростью. Все происходит бесшумно. На секунду я оказываюсь в некоем мистическом пространстве, потому что совершенно непонятно что это такое – бег моря у тебя под ногами, и белая толстенная бамбучина, на которой ты стоишь…

Навсегда запомнил я это чувство нереальщины: ты стоишь на бамбучине, а под тобой проносится лазурная синева моря. (more…)

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Итак, наша гонка подошла к концу. У Иммиграционной Службы Макассара должны были собраться представители мандаров и австралийские яхтсмены с тем, чтобы обсудить план завтрашней операции – как идти, на какие буи и вокруг каких островов. Все набились в шатер и слушали Хорста. Индонезийский чиновник на двух языках рассказывал план операции, передвигая кораблики на расчерченном полу – сначала шли своим ходом сотни маленьких лепо-лепо (детских сандеков), тоже участвующих в празднике; только после них начиналась круговая гонка – мы и австралийцы стартовали с разных гаваней, но примерно с одинаковых дистанций, и причаливали, откуда стартовали. Кто первый – тот победил. Все было, в принципе, понятно, и мы разлеглись на травке, закурили сигаретки и коротали время. Австралийцы пришли кто с женами, кто всей семьей, кто поодиночке; громкими выкриками на очень непонятном мне английском они что-то спрашивали, так же манерно отвечал им Хорст; я так вымотался за день, что ничего не понимал и не хотел понимать, меня страшно раздражали эти яхтсмены и их говор. Как с мандарами все проще и понятнее – капитан сказал: гонка кончилась, теперь мы можем взять тебя на Линча, завтра поедешь с нами… я был очень рад этому, мало что соображал и лежал на травке, рядом с железной сеткой, ограждающей площадку для гольфа, где упитанный красномордый бледнолицый в бойскаутской майке учил ударять по мячу толпившихся подростков… И тут мне пришла гениальная идея.

Сначала она пришла как некая шутка – пошутить что ли грубо, подумал я, да слов у меня не хватало, поэтому я начал размышлять над этим, и чем больше я размышлял, тем большая радость меня обуревала. Наконец, я дошел до хохота…

Я подумал, мужики, а давайте австралоидов всех съедим! Макан-макан.

Я не испытывал к ним и к бабам ихним никаких теплых чувств. Вокруг меня толпилась жизнь, всех оттенков кожи, они не так галдели, как у себя в Мамужду, чуть попритихли, но все равно глаза их мерцали понятным огнем, и улыбки их были человечны… Но в бледнолицых не было ничего человеческого. Их длинные носы, порой карикатурно длинные, порой крючковатые, птицеобразные… их кривые ухмылки и поза победителей, весь их вид говорил о том, что они самые крутые, и их яхты – самые дорогие в мире, и напичканы они цифрой стоимостью больше всех нас вместе взятых…

На самом деле, по-другому мы их не сможем понять, мы никогда их не поймем, ни фотоаппараты ихние, ни джи-пи-эсы. Мы их можем только съесть. И тогда мы, по крайней мере, станем к ним ближе. Давайте, ребята, всех их макан. (more…)

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Мы приехали в Макассар уже вечером, походили по набережной, на девок поглазели, но скоро нас ждало новое мероприятие – Хорст назначил сбор на другой городской набережной, возле здания Иммиграционной Службы, куда причалили и где выстроились, как на параде, навороченные австралийские яхты. Мы с мандарами осматривали их, те восхищенно покачивали головами, тщетно пытаясь представить «сколько они стоят». Я не мог удовлетворить их любопытство, потому что не знал этих цифр – но подозревал, что они в районе от 100 тысяч до миллиона американских долларов (от одного баула индонезийских рупий до десяти). Я рисовал в воздухе стопки денег, складывал их и выдавал им примерную стоимость, разводя руками. Яхтсмены приехали сюда, чтобы сразиться с мандарами в скорости, и сейчас мы должны были обсудить план завтрашней операции. Конечно, мне было понятно – да и самим австралийцам – что в скорости им не сравниться с сандеками, смоделированными специально под скоростные качества. Но дальше я вынужден оставить восторженный тон и признаться, что, конечно, в кругосветку я бы не пошел на сандеке.

Причина даже не в несоразмерности паруса несущему его корпусу. В конце концов, Хорст Либнер обошел на своем сандеке весь Сулавеси месяца за два-три, на зарифленном парусе. Парус можно уменьшить. Причины тут две: относительная ломкость бамбучин-аутригеров и отсутствие киля.

Начну со второго признака. Киля у этого кораблика нет. Вся тяжесть нагрузки при повороте или заносах ложится на массивный широкий руль. Я уже писал, как Линча на гонке сломали этот руль, когда корабль слелал вираж. Как можно сломать этот руль, было для меня загадкой, пока я не понял, что только от него зависит устойчивость на курсе… Поперечный разрез корпуса напоминает, наверное, дугу от ведерка, но в отличие от викингского корабля, вместо киля внизу находится плоская доска, к которой пришиваются встык другие доски… (more…)

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Бугиз, прославившиеся своим сопротивлением голландской колонизации, отважные моряки, пираты и раздолбаи – более сдержаны, чем мандары. Их дома отличаются большей цивильностью, они любят тяжелую мебель, большие кресла из кожи, шкафы. Дворики их чисто выметены, улицы более опрятные – чувствуется, мужик работает, а баба любит имущество красивое. Видиков-теликов у них больше, чем у мандаров, и они более новые. Законы пророка соблюдаются беспрекословно. Земля более ухожена, понастроено на берегу всяких затей для туриста. Но есть что-то у мандаров, чего нет у бугиз – широта коммунизма что ли, бесконечность их улыбок, полное раздолбайство в финансовой части… Мужик бугский похож на какого-то нашего мужика, такого невысокого с большими усами уходящими вниз, серьезного, себе на уме, непьющего, занятого домом и хозяйством – которого размножили в миллионном тираже. Девки бугские может даже и краше мандарских, губы красят красной помадой, глазами стреляют, огонь в них горит нездешний, но более в себе что ли… С ними надо разговориться, тогда они открывают свои улыбки – в отличие от мандарских, которые сами собой представляют счастье ходячее…

Чувствуется, мужичок бугский себе на уме, а мандарский – в чистом космосе, на своем праху, качающемся из стороны в сторону.

Бугиз вошли в британский и голландский язык – может помните, есть такой персонаж Богимен, которым бабушки пугали своих внуков. «Вот будешь плохо себя вести, заберет тебя богимен» – примерно так. Богимен появляется однажды даже в песне манчестерского поэта Моррисси и группы «Смитс» – кажется, на «Suffer Little Children». Тому есть основания: захватывая голландский корабль, бугиз жестоко расправлялись с торговцами-завоевателями, всех без исключения отправляя на тот свет своими изогнутыми крисами. Бугиз очень гордились, что именно они были самой мощной силой сопротивления колонизации. От них происходили почти все индонезийские султаны. В результате Буги-мен попал в колыбельные английских нянюшек.

Но вот отъезжаем мы из Уджун Леро. Я сажусь на праху, очень рад увидеть всех наших, мистер Арман ставит левую ногу на штурвал и – поехали.

Гонка на сей раз выдалась крутой. Четыре праху сошли с дистанции, сломав мачту. Внезапно у одного из лидеров Араунган Рату Пантай ломается рей – почти посредине. Гигантский парус комкается, но все равно сандек продолжает мчаться, хотя скорость уже потеряна. И внезапно на нашем катере все забеспокоились, выглядываю – Линча встает навстречу ветру, ставя парус в заполоски по ветру, и останавливается… Подъезжаем – сломан руль, причем в верхней его части, а там сантиметров 10 в диаметре… Я с трудом себе представляю ту силу, которая может переломать такой руль, чуть выше пера… Они выбрасывают руль в море, разъездная лодка его подхватывает, мы затаскиваем к себе на капал и даем им новый, запасной, вытаскивая его из запалубленного корпуса – они его быстро ставят и – опять понеслись.

Ну, думаю, дела. Потом уже спросил: «Мистер Рамбо, что вы такое сделали, что сломали руль?..» Они показывают быстрый ход парусника и резкий вираж: тресь… поскольку судно бескилевое, вся нагрузка идет на руль. (more…)

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Поступил я, ребята, в точности как Доктор Айболит перед концертом: я напился пивом, не пожалев своих пульса. Дело в том, что встретился мне на пути Хамса – плиз, говорит, плиз, и тащит меня в чей-то дом. Пиво? Я говорю – пиво. В углу комнаты дети учат арабский, женщина подносит мне бутылку, плачу, рассаживаемся на вычурном диванчике, Хамса угощает сигаретами. У входа в дом сидят три музыканта, качапи исполняют на трех изогнутых балалайках. Выпиваю батл – и так хорошо мне стало. А ведь только что так плохо было, объяла меня вдруг грусть нечеловеческая, в поля даже сходил, полежал в сене-соломе. И тут сижу на плюшевом диванчике, потягиваю пивко, еще бутылочку взял. Люди приходят. Мы, говорит Хамса, мусульмане, пиво не едим, плевать нам на это пиво. И этот такой же – и этот, показывает он на гостей. Сидят-улыбаются дураки, пиво не знают. Вышел от них мистер кривой походкой – и к сцене, там никого не нашел, посидел с молодежью, к нашему сандеку подвалил, и чувствую – конец нашей гонке наступает, конец каникулам… Грустно… Опять пошел к Хамсе, взял еще пивка, расскажи-ка, Хамса, еще про султана в Бау-Бау. Хамса тут же – гуд, гуд, султан – вери-гуд, всего 15 000 за ночь берет, очень хорошо в кратоне Бау-Бау, Хамса объездил весь Сулавеси, нигде так не хорошо, как у султана в Бау-Бау…

Что мне сказать как русскому писателю любимому русскому народу? Восстанавливайте сельское хозяйство. Каждая русская деревня должна стать похожей на деревню Карама. Или на соседнюю с ней. Не на обдроченную Европу, которую скоро в гроб положат, а на остров Целебес. По деревне должны гонять мотоциклы. Бабы должны носить что-нибудь тяжелое (чтобы в голове легче было). Дети должны не плакать, а оккупировать все улицы, чтобы от них было никому не пройти. Везде должен быть разложен дешевый сельхозпродукт – чтобы есть его, когда проголодался. Лошадные повозки должны сцепляться колесами посреди дороги, чтоб было весело. В футбол можно играть везде. Бухать можно не часто, по праздникам. Незамужние бабы могут не прикрывать свое лицо, но замужние бабы не должны давать каждому встречному. Криминальная активность населения должна быть сведена к минимуму и иметь место быть как сугубая романтика. Улица должна жить полнокровной жизнью.

Применительно к России – русская зима должна быть восстановлена в своих правах как самое романтическое время, о котором мечтает каждая индонезийка. Не нужно убегать от холода. Бабам, боящимся выпускать детей на мороз, запретить командовать. Лучше их бить, чем давать командовать. В каждой деревне должна быть церковь или мечеть – реставрированная на государственные субсидии.

Возможно подумать о церковном землевладении.

И в проекте нужно устроить соревнование – чья деревня построит церковь круче. Деньги стоит запретить как полный бред, приводящий к нервным расстройствам женщин, сексуальным извращениям, мужскому ожирению и полной профанации самой идеи русской государственности.

Пидарасы, как однажды сказал Никита Сергеевич.

И Олди с ним был полностью согласен.

А вот и наши чемпионы из команды Икан Тербан – Летающая Рыба. Сфоткал я их на диванчике, все равно грустно в предпоследний день, хорошо хоть султан где-то есть и есть у него кратон, где лучше не бывает…

Продолжение

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Уджун Леро – это уже страна бугис. Заходим затемно в бухту, по обоим берегам которой расположены два города – Паре Паре и Уджун Леро. Между ними – пятнадцать минут катерного хода, и полтора часа – автобусного. Я много читал о бугис, и вот он, волнующий момент. Сразу же с берега в ухо ударил мне обрывок музыки под названием качапи, что-то вроде – ррррыы, рррыыымммрыыыы. Это старички на берегу с гитарой развлекались, попивая кофий. Входим в страну Бугиз темным вечером: все разноцветное, развеваются флаги, на узких улочках кучи народу, наша передвижная сцена на площади выдает традиционные бугские темы – рок-н-ролл! Да, после сонно-сладко-напевной мандарской «балалайки» внезапно вы оказываетесь в мире чувственной, искрометной музыки, испытавшей западное влияние. Другая страна!

Бугиз известны своими обширными контактами с окружающим миром – с Сингапуром и Таиландом. Они там даже свою улочку трансвеститов выстроили, чтобы отрываться по полной вдали от жен и детей. Так она и называется сейчас – Бугиз Стрит, в Сингапуре.

Барабаны фигачат с напором. Входим на второй этаж, здороваясь со всеми, рассаживаемся, много народу приходит и уходит, Хорст всем заправляет, и из окон и дверей и с балкончика – громко звучит рок-н-ролл бугиз! Девушки на балконе, стоя к нам, чуть двигают попами в такт. Сплошной видеоклип. Какой я мудильник, что не взял видеокамеру. Одна беда – усталость такая, что и слова не вымолвить по-аглицки. Башка отрывается. Пошел спать в расположение нашей Морской Пехоты, упал на лежанку и проснулся уже под утро.

Случилось со мной такая штука: приходит Иван, говорит – тебя музыканты зовут к себе, соседний дом.

Фантастическая страна Бугиз (или просто деревушка, где мы стоим, а ее Сурьян назвал Какашка из-за запахов) укладывается спать, но акустический музыкант как раз активизируется. Как и у нас, кстати, все происходит – музыка всегда ночью раскручивается. Ведут меня в дом, в доме мужчины, человек 15. Садимся беседовать – сразу чувствуешь, что музыканты. Иная реальность. Достали все свои инструменты, позвали мастера откуда-то. Мастер сыграл на деревянном варгане, потом на бамбуковой трещотке, потом вынесли ксилофон, оформленный, как повозка маленькая. Два барабана. Поиграли немного. Я сыграл два ритма. Потом спел начало Растаман Чант. Им понравилось. Они тут же подобрали ритм, давай говорит завтра в Бурру, а потом в Макассаре совместный концерт. Мандар-Россия-Ямайка. Я говорю – боюсь я сцены, да и музыку я играю глубоко религиозную, да и не играю уже давно. «Чего ты боишься?!» – спрашивают. Крокодилов, говорю, боюсь. Не бойся, говорят, крокодилов, и смеются. Есть у нас мастер религий. Основной парень говорит – я говорит мастер по танцам и по одежде, учитель-тютор, а это у нас – мастер религий. Ответственный, так сказать, за аннигиляцию всех крокодилов. Так что никаких крокодилов. Только друзья. Я и ты и мы и вся огромная страна. Мастер религий улыбается. Парень показывает на темечко, а из темечка идет сила в космос, а из космоса в темечко. Религия! Очень хорошо. Вери гуд. Никаких вопросов. Сыграем говорит, русско-ямайско-индонезийскую музычку.

Вот – они сейчас ее и играют, а я сижу за компьютером, потому что народу там собралась тьма-тьмущая, а я как запою свою судьбинушку, так и грустно всем станет, а музыка сейчас искрится всеми красками, девки ходят – глазами стреляют, зубастые, загорелые. А я как начну занудство… Ладно, побежал я к ним все-таки, потом дорасскажу…

Продолжение

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Итак, цивилизацию создает человеколюбие… Типа давайте и вы к нам. Чо вы там на обочине присели, зашхерились. Смотрите, как у нас хорошо (говорит племя – племени). Ну те и приковыляли. Еще кого вы знаете – все давайте. Так Индонезия и создавалась. В 1928 вышел первый декрет, подготовивший 18 августа 1945 – День Независимости от Ост-Индийской компании (голландцев), – одна земля, один язык, один народ. Началось создание и внедрение бахаса-индонезия, на котором тогда мало кто разговаривал, но он был проще яванского языка, хоть на яванском и разговаривало большинство… Поэтому обязательным для молодежи стало изучение бахаса-индонезия. Теперь все на нем говорят, кроме самых отсталых племен, не желающих расставаться с томагавками.

Идея всегда была такая – единство народов (этникс), отсюда и язык искусственный, максимально упрощенный, введенный для того, чтобы племенная молодежь (счастливая, но туповатая) могла его выучить. Сукарно был не дурак.

Да, в полном отрыве от мировых войн провели ребята лучшие годы своей жизни. Не знали войн, оружия массового уничтожения, войн за власть и за деньги, революций, всей нашей жидовщины… Отдыхали, короче, имея плохую репутацию в мире, что оказалось им на руку: не знаете ничего про нас и не знайте. И хрен с вами.

Вспоминаю я, как в Маджене Королева Берегов возлежала на лежаночке из пиленого бамбука, грациозно спрятавшись от палящего солнца и лениво меняя позы. Рядом и подружки уместились. Меня зовут – присядь-ка, мистер. Присел я и даже прилег. Ну что, спрашивает Королева Берегов, красивая я?

- Сама знаешь, – говорю, – чего спрашиваешь-то?

Видимо, грубо я ей ответил – недовольно взглянула на меня, хотя подружки, те заулыбались… Потом сделал я фотку с ней, но спешил немного, и фокус навел не тот. Но и так она ничего получилась… В журнал, правда, не возьмут…

По приезде в Полевали, городок с уже недеревенским размахом, просторной набережной, проспал я часа три. Вышел, как обдолбаный, до наших, думаю, дойду, как там мистер Рамбо? Встречаю по дороге матриарха семьи Масья Аллах, она говорит: Масья Аллах. Ну да, говорю, Масья Аллах, и иду дальше. И вот оказывается, что Масья Аллах вышел в единоличные лидеры гонки, все их поздравляют, они типа чемпионы, а это наши соседи, надо было поздравить матриарха, а я бэ-мэ… Конфуз, короче, небольшой вышел… А она дальше Полевали вряд ли двинется, далеко… Очень хорошие у нас с ней были отношения, дети ее за мной ходили табунами…

Съездив к дяде сестры матриарха семьи Линча, я встретил студентов, которые согласились взять меня к себе на корабль. Дело было так: Хорст говорит: есть для тебя работа – обойди все сандеки, а их 47, и каждому скажи – встреча у флага в 7. Полчаса их обходил. У нашего сандека встречаю Маму, она говорит – садись-ка на мопед, дети тебя отвезут. Я сажусь, не понимая, куда меня везут, и оказываюсь в доме, где можно умыться и нужно «макан». Там я познакомился со студентами. Их было семеро, все они из Макассара по предметам «английский», «вода», «санитария» и «химия». Очень приятные. Привозят меня в офис, и через каких-то полчаса Хорст говорит мне: ты знаешь уже, что завтра идешь в море со студентами? Да, конечно. Я рад несказанно.

Я забрал вещички из офиса и понес в их сандек – чуть поменьше обычных гоночных, пошире, но все равно внушительных размеров. Пять человек минимум могут с ним справиться. Купнулся, сходили в лабаз жрачки прикупить – фигни всякой типа конфеток-шоколадок, поскольку рис и рыба у них есть – и я пошел спать к ним в палатку. Хорошо в палатке! Все окна открыли, ветерок. Утром – ранний подъем, но все равно проковырялись со всякой фигней и из Маджене вышли при полном штиле. Я говорю – весла-то есть? Есть, говорят, три весла. Почему не восемь? Достают два весла, третье – обломок от весла резиновой лодки. Гребем в два гребка – медленно кобылка наша продвигается. И гребут они еще, как сонные. Взялся сам – тоже устал вмиг, потому как матахари злое уже (солнце), и отсутствие весельного духа, запала… Плетемся… Записал на память: «В отличие от викингов, для рыбаков Мандара весла никогда не были способом выживания. Если даже этимология слова Русь происходит от весла, то мандары с ужасным легкомыслием относятся к веслам». (more…)

Начало – здесь. Предыдущее – здесь.

Наутро я хорошенько купнулся, и, когда влезал на корабль, мимо прошла лодка с двумя закутанными в платки женщинами-мусульманками – они как глянули с близкого расстояния на мое белое тело, так сразу и зарделись и, смеясь, накинули на себя по еще одному платку, откуда потом робко выглядывали. Такие вот у нас формы секса в мире мусульманского традиционализма.

Вообще, белое тело сильно на них действует – красота по-ихнему!

Сейчас мы прем на всех парах в Маджене, устремившись за сандеками. Вместе с нами вся мандарская флотилия – моторные сандеки от 4 до 10 м, обшарпанные рыбацкие шхуны, пестрые команды индонезийцев, действительно похожих на пиратов, много детей, много матриархов. Флотилия бескрайняя. Наш капал (шхуна) расписана итальянской символикой, другой капал несет немецкий флаг, третий – какой-то африканский. Больше всего встречаются флаги Бразилии. Бразилия – чемпион мира! Мы держимся курса нашего сандека, меня подвозят близко к нему и кричат – фото мистер, фото! К сожалению, у меня не осталось места на карте памяти фотоаппарата – надо все сбрасывать в компьютер, а драйвер нужный отсутствует…

Дедушка молился на коврике между первой и второй палубами, сменив свой белый фанерный колпак, крепленый гвоздиками, на расшитую золотом тюбетейку. Молился за тех – в том числе за тех, кто сидел наверху, скрестив ноги и не скрестив (я), вокруг его тюбетейки. (more…)