Окончание. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

Гражданская панихида состоялась в Доме кино. Несмотря на летние отпуска, киношников явилось достаточно. Маститые режиссеры не пришли. Кто из-за личных счетов, кто не пожелал видеть свою близкую смерть. Было сказано много казенных и искренне взволнованных слов.

Настало время прощаться. Подхожу к гробу и касаюсь губами лба. Отец был неестественно истощен, рот запал, и обаятельные ямочки в уголках губ превратились в жесткие морщины. Он был искусно загримирован. Потом подошла Настя.

– Не рыдай на груди, – шепчу ей.

Она несколько раз поцеловала его, как живого, и долго не могла отвести потухших глаз.

Рыдающая в платок Нинон Гоголева окатила ее испепеляющим мокрым взглядом, и я разобрал ее слова: «Мерзавка».

По дороге на Новодевичье Настя рассказала, как это случилось. У отца открылось кровотечение через задний проход. Дядя Миша, всполошившись, отвез отца в Воронеж, в обкомовскую больницу. Тамошний светило хирург установил прободение язвы желудка, но оперировать не отважился. «Увольте, увольте, не могу взять на себя ответственность резать такого человека». Обложили подушками в Мерседесе и повезли в Москву. Но в Москве он резко отверг больницу и велел везти на дачу. «Там прожил всю жизнь, там и помру». На даче стало еще хуже. Настя вызвала «Скорую помощь», санитары вынесли отца на одеяле в машину и отвезли в Склифосовскую. Ему безостановочно вливали кровь, вены были плохие, кровь не шла, мучился он долго.

– Убили его… убили, – рыдая, повторяла Настя.

Убили, – думаю. – А, может быть, он сам захотел себя убить. (далее…)

Продолжение. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

У нас появились соседи. На «Рафике» прикатила моложавая компания инженерной внешности с двумя серфингами и дельтапланами. Верховодил пожилой дядя, поджарый, жилистый и быстрый, как олень. Звали его Максом. Отдыхали по максимуму, то есть до разумного обалдения. Если не ходили на серфинге, то летали на дельтаплане, если не летали на дельтаплане, то ходили на серфинге, если не делали ни того, ни другого, то с пудовыми рюкзаками лазили по горам. Ни минуты свободного отдыха. Все было запрограммировано, и компьютером был «папа Макс». Это был человек высшей технократической элиты. Он занимался не то ракетами, не то топливом для ракет, не то какой-то другой смертоносной чертовщиной, способной отправить в тартарары все непрогрессивное человечество.

Я несколько раз подробно наблюдал, как Макс взлетал на дельтаплане с плоско-длинной Столовой горы, и соблазнился.

– Дайте мне разок пролететь, – прошу я.

Макс посмотрел железно-ржавыми глазами:

– Я не хочу рисковать австралийским дельтапланом.

С уверенной силой смотрю на него и твердо вру:

– Я не новичок. Летал на Кавказе и под Москвой в Звенигороде. Останется ваш дельтаплан в сохранности.

Мало-помалу железная стеночка сменяется доверчивой благожелательностью:

– Конечно, конечно, я не против… Но ветер сегодня переменчивый. Будьте осторожны.

Сразу бы так. (далее…)

Продолжение. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

Есть в нашем народе племя – довольно многочисленное – которое называется суржиками. Примитивные от рождения и по воспитанию, суржики говорят на испорченном наречии русского и украинского языков. Работают на работах, не требующих умственного напряжения, но копейку любят и к ущербной зарплате приворовывают, что плохо лежит на производстве. Существуют инстинктами: пожрать, выпить – желательно, каждый день, – переспать с подвернувшимся противоположным полом. Сторонятся и избегают умственных разговоров – «мути» – и любят потрепаться друг с дружкой ни о чем – «попиздить». Восторги и огорчения выражают матерными словами. Мечтают приобрести цветной телевизор и «Жигуль», но это уже предел. Случается, что суржики проникают в высший правящий класс и тогда в полной мере раскрывают свои способности.

И вот суржики прибыли в нашу бухту в воскресенье на автобусах, грузовиках и мотоциклах. Невинная тишина грубо нарушилась трескотней транзисторов, бодрой матерщиной и детскими взвизгами. Тащили на пляж свернутые тенты, сумки и рюкзаки, набитые снедью и бутылками. Торопливо раздевались и, подзадоривая друг друга криками, кидались в воду. Наплававшись туда-сюда и охладившись влагой, повалили обратно к рюкзакам и сумкам. Перво-наперво в нетерпении открыли бутылки и хватили по стакану. Второй стакан разогрел аппетит, и челюсти зачавкали мясом, курицей и яйцами.

Солнце в зените все жарче светило сквозь мутно-прозрачную пелену облаков, поднявшийся обжигающий ветер разносил по песку обрывки промасленной бумаги, яичную скорлупу, окурки. Прибой усилился. В воздухе неуловимо запахло тревогой. (далее…)

Продолжение. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

Мы решили взглянуть на курорт. Оставили Чена сторожить палатку с барахлом – Чен костьми ляжет, но не подпустит инопришельца. Отправились. В беловато-голубом утреннем небе, переливаясь в солнечных лучах красным крылом, парил дельтаплан. Я позавидовал беззвучному вольному полету пилота. Хорошо бы почувствовать себя свободной птицей.

Пришли.

На раскаленной асфальтовой набережной без порядка двигалась толпа – голая до крайней степени и полуголая. Атлетический молодец в грязном колпаке и таком же халате, надетом на волосатую грудь, жарил в мангале шашлыки из неизвестного мяса – чтобы его прожевать, нужны стальные зубы. В двух шагах очередь осаждала ларек «Воды, соки, вино». Пропустив под сигарету один-другой стакан и заполнив мадерой фляжки, банки и оплетенные бутыли, отдыхающие с победной радостью возвращались под алое пляжное солнце.

На паперти сидел бард, заросший до бровей и ушей юной растительностью, в шкуре шерстью наружу. Наигрывая вкривь и вкось на гитаре блатной заезженный мотивчик, голосом Высоцкого кричал о невзгодах-радостях лагерной жизни. Его с чувством слушали совершеннолетние и несовершеннолетние. (далее…)

Продолжение. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

В секундное мгновение перед нами раскрылся коктебельский край. У Васьки высоко взлетели ресницы, привстал:

– Вот так диво!

Иначе не назовешь. В просторную ширь бухты упирался величественный, капризно-неповторимый горный хребет, голубовато-синий в предвечерних лучах солнца. С чем сравнить, какими словами выразить первозданную красоту? Закатное небо, кажущаяся небрежность гряды гор, синь моря у подножья располагались в величественной тональности. Подавленные великолепием природы, мы молчали

Чтоб не оскорблять взгляды и слух человечиной, мы не стали спускаться в поселок и свернули на заброшенную каменистую дорогу через виноградники. Путь оказался перерыт канавой. Но что для джипа канава? Включаю передний мост, и он ее одолел. Дорога вывела на холм. Вокруг – пустынно-выжженная степь с островками полыни, а позади куда хватало взгляда, лежали горы – мы насчитали семь планов – залитые золотисто-рассеянные светом низкого красного солнца. Под обрывистыми склонами холма синела неподвижная гладь моря. Оно омывало далекую прибрежную полосу с неразборчивыми строениями. (далее…)

Продолжение. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

Мы потеряли счет беззаботным дням и соловьиным ночам. Но однажды природа насупилась. Ей нездоровилось, как человеку с похмелья. Березы вздрагивали, точно в ознобе, светлая гладь озера зарябилась и помутнела. Тощие облака морщились и темнели. Воздух загустел до духоты.

Мы возвращались с долгой прогулки. Шли кромкой леса. В поле с деловитым урчанием елозили трактора. Небеса помрачнели до чернильной темноты. Точно крупный зверь, вырвавшийся на волю, завыл ветер, поднимая плотно-непроницаемую коричневую пыль. Вдруг из беспросветно нависших туч, неверно колеблясь, опустилась расширяющаяся к низу воронка. Она шла по полю, пожирая все на своем пути. Наткнулась на трактор, без усилий проглотила его и выплюнула, как мешок. Смерч устремился дальше. Казалось, небесные силы разгневались – что это за железо царапает землю.

Хлынул жестокий ливень. Хоронясь под мокрыми деревьями в сырой мгле мы добрались до озера. Палатку смыло в воду. Дождь с ветром зарядил на всю ночь. Мы заночевали у Степана.

Утром ненастье поутихло. Сквозь драные тучи прорывалось солнце. Мы стали собираться в дорогу. Выудили палатку из озера, сложили скудный скарб. Явился Чен с Белочкой. Взглянул на наши сборы и обреченно вздохнул. Прижался к своей подружке. Она ободряюще лизнула его в губы. Чен потрусил к березе, откопал лапами припасенную косточку и положил перед Белочкой. Вильнув хризантемой хвоста, она принялась грызть. (далее…)

Продолжение. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

Наступил день Победы, единственный праздник без организованных шествий с лозунгами, призывающими народ к трудовым подвигам и прославляющими деятельность партии и правительство. Не праздник, а всероссийские поминки. В этот день уходящее женское поколение вспоминало и поминало не вернувшихся с войны отцов, мужей, сыновей. Постаревшие ветераны-фронтовики чокались стаканами в память павших товарищей, и с грустной радостью вспоминались дни, когда жилось полной грудью, азартно, а не тлели бездымной вонью. И жили со смыслом и умирали с толком – была великая цель победить. А теперь какая цель? Существование.

Мне вспомнился знакомый по детству Владлен Геринг, сын обрусевшего немца, профессора истории. Когда началась война, он добился, несмотря на шестнадцать лет, чтобы его зачислили в танковое училище. Окончил, попал на фронт и быстро отличился свирепой храбростью. «Ты не представляешь, – говаривал он, – что значит вернуться после атаки с обрывками мяса на гусеницах». Довоевался до Героя Советского Союза. А после войны впал в меланхолию и затосковал. Началась заваруха в Корее, и он стал добиваться, чтобы его взяли добровольцем. И добился. Не знаю, сколько он изничтожил танков и сколько подавил американцев, но сложил свою голову под Сеулом. Ему было все равно, за что и за кого воевать, лишь бы каждый день чувствовать дыхание войны.

Село собралось на митинг. Пошли и мы. Со сколоченной трибуны возле правления дядя Миша проговорил по бумажке речушку о всенародном подвиге советского народа, с казенным гневом остановился на американских империалистах и НАТО, которые готовятся к Третьей мировой ядерной войне и перешел к мирному труду на полях и фермах. (далее…)

Продолжение. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

На прохладной утренней заре мы наконец без напастей и злоключений достигли Камушков. За заборами благоухала сирень, и мы с наслаждением вдыхали воздух. Конный пастух, поднимая негромкую пыль, гнал разноцветное стадо, останавливался у ворот, хлестко щелкал кнутом, и бабы выгоняли на улицу коров. В магазин «Повседневные товары» два никудышных мужичонка, пучась от напряжения, таскали из грузовика ящики с водкой и шампанским, и поперек себя шире продавщица в невесть когда белом халате отпускала напитки неопохмелившемуся населению.

У Васьки набежала слюна. Чен прищурился:

«Он соскучился».

Подъезжаем к трехэтажному дому колхозного правления казенной городской кладки. У дверей на табуретке похрапывал старикашка в овчине и обрезанных валенках. Из открытых окон слышался треск пишущих машинок и телефонные голоса. У подъезда стояла черная Волга.

На площади у правления расторопно появился Жигуль в цветах и лентах, а позади две телеги с дикими для взгляда седоками. Мужики и парни обряжены в женские платья и юбки, а бабы и девки – в мужское барахло. Визгливо надрывались гармошки и хриплые нетрезвые голоса. Густо запахло перегаром. Компания вывалилась у памятника вождю революции, выволокли к подножью охапки сирени. Вперед нетвердо выступил длиннющий парень в черном пиджаке, надетом на голую грудь, на шее болтался красный галстук. Поднял руку, унимая галдеж, и обратился к памятнику:

– Великий наш Владимир Ильич! Лично я обязуюсь жить с законной женой всю жизнь честно и на сторону не гулять. – Провел языком по шершавым губам и, набирая силу: – Клянусь все силы отдать труду, могуществу и процветанию нашей родины! – И в пояс поклонился монументу. (далее…)

Продолжение. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

С Минского шоссе свернули на Окружную. По обе стороны тянулись грязно-белые многоэтажки, всем своим обликом отвергающие архитектуру. Перед ними на микроземельных участках копошилось полуголое население. За остатками стены виднелся железобетонный скелет не то фабрики, не то завода. Там никто не копошился. Стройку начали, бросили и забыли. Из разбитых ржавых ворот вышли две коровы.

На поле, перерытом во всевозможных направлениях глубокими канавами, урчали два экскаватора. Плюясь землей, рыли канаву навстречу друг другу. Рылись, пока ковши не заскрежетали друг о друга. Васька скосил на них глаза и изрек:

– Партия и народ решили – надо. Значит надо.

Небрежно-грязное человечье обитание и бесцельная непонятная деятельность протекали в солнечной расцветающей майской зелени. Весну трудно изгадить.

Симферопольский тракт. Шоссе по-воскресному было безлюдно, и мы без помех катились с горки на горку, с горки на горку. Опершись о Васькины плечи передними лапами, Чен поднял к солнцу и встречному ветру морду и восторженно лаял от ощущения скорости и всемогущего напора жизни. Чен – счастливец. Мы разучились громко радоваться первобытным токам жизни, и в голос не лаем, а только поскуливаем и по другой причине – когда напасти и печали одолевают. (далее…)

Продолжение. Предыдущее здесь. О «Блюзе бродячего пса» и его авторе – здесь. Начало «Блюза» – здесь.

Холодным черным дождливым вечером отец позвал меня к себе – Настя отпросилась в город покончить дела с театром. Зябко запахнул на груди узбекский халат, хрустнул переплетенными пальцами:

– Видишь ли, какая вещь… Мы с Настей решили отправиться в Верхние Камушки. – Чуть усмехнулся. – В последний раз увижу родные места, дом, братца Мишку. Помнишь его?

– Не помню, – отвечаю. – Почему я должен его помнить?

– Ну, знаменитая личность в области.

– Надолго?

– На майские праздники, а там будет видно – в Грецию или в Италию.

– А как же кинематограф?

Отец откинулся на спинку стула. Взгляд стал отсутствующий,

– Я в кино прожил всю жизнь, худо ли, бедно ли… – Отвернулся в хмурое окно. – Настя мне незаслуженный подарок судьбы.

Молчу, улыбаюсь.

– Чему смеешься? – резко вскинул голову отец.

– Согласен, подарок.

Потом разговор зашел обо мне. (далее…)