Начало книги – здесь. Начало этой части – здесь. Предыдущий эпизод этой части – здесь.

41 (продолжение)

- Джо, очарование – это когда правдоподобно врешь. Но я не об этом. Я хочу сказать, что не знаю, что бы мы делали без наших слушателей. Представь, Джо, на секундочку, что в эфир мы бы стали выходить, когда рядом с радиоприемниками никого бы не было. Радио включено, слышны наши голоса, но планета пуста, и эхо наших голосов разносится по латунным лесам, медным полям и застывшим чертогам. Нас слушают стены опустевших домов, нам внимает проходящий мимо торнадо, а мы продолжаем шутить, разговаривать и ставить хорошую музыку. Мы должны выживать.

- Ох, Кэтти, я всегда боялся твоей фантазии. Нет, наверное, лучше давай спустимся на землю, где все еще есть наши слушатели, где мы не говорим в пустоту и где еще все так же актуальна проблема измены. Кстати, мы с этого и начинали, если помнишь.

- Джо, я поняла твой намек на мою слабую девичью память, – смех, – но ведь не все так плохо. То есть измены, конечно, есть, и их много, и их количество растет в геометрической прогрессии, и люди кончают с собой, а еще в 2012-ом мы все умрем. (more…)

Начало книги – здесь. Начало этой части – здесь.

40

Я уже ничего не ждал, ровным счетом ничего. А что бы вы могли ждать от такой встречи – когда за одним столиком сидят совершенно чужие люди, связанные лишь какой-то устной договоренностью по поводу совершенно метафизической работенки? Мы встретились, поговорили, обсудили кое-какие вопросы, для приличия пропустили по чашечке кофе, да, я покурил. Это такие условности, которые необходимо соблюдать. Я ничего не ждал. Работа фотографа сама нашла меня, глянец сам окутал мои пальцы. Я всегда верил в бессмертие искусства, но теперь, когда увидел, как легко оно продается и, главное, ради чего оно может существовать (мне нужны были деньги на выпивку и ночную жизнь), мое видение универсума как некой вещи в себе, обусловленной и оправданной собой, живущей ради самой себя, ради искусства на какой-то забытой планете, пошатнулось и с грохотом упало на трескучий ламинат. Искусство – это выдумка человеческой слабости, это попытка оправдания перед флюидами безвестности. Искусство похоже на бога. В него верят и ему поклоняются. Для искусства вместо церквей, синагог и прочих молелен воздвигают лувры и третьяковки на Крымском Валу. Искусство начинает соперничать с религией, это современная интерпретация веры. Фотография, литература, музыка, живопись – все это поглощает умы людей, заставляя их искать спасение и исход среди нот, строк и масляных мазков школы маккьяйоли. Мы стоим перед великим упущением этого мира – недостатком веры в себя.

Жадно глотая продымленный воздух, я украдкой посматривал то на журналистку, то в окно. (more…)

Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

38

Уже потом, когда я прилетел из Израиля, мне позвонили. Мне было не совсем удобно: я находился в уборной и неспеша листал русско-английский словарь в поисках изящных ругательств. Все же я поднял трубку и вымученным голосом поприветствовал незнакомого визави. Девушка с приятным голосом сообщила, что хочет предложить мне работу в глянцевом журнале. «Что за чертовщина? – подумал я. – Откуда у них мой номер?» Мне, знаете ли, не часто звонят с предложениями работы. Я чувствовал, что меня начинает захлестывать некое подобие алкогольного параноида, начавшегося еще на Святой земле, когда я стал бредить преследованием и подобными нездоровыми идеями. Девушка тем временем всего лишь хотела, чтобы я был их фотографом. Трусики, гламур, обнаженные груди? Глянцевая преисподняя? Чрево загробной индустрии? Напомаженное лоно элегантных ножек? Продажная передовица? Мой идеал, антиутопия мироздания. Я не раздумывая согласился. Мы назначили встречу на следующий день, чтобы обсудить и обговорить все нюансы, уладить денежные вопросы.

Центр города. Небольшой барчик. На площади собралось много голубей. Какой-то бродяга кормит их семечками. Они подлетают и садятся ему на руки. Не хватает только венецианских каналов да узких гондол с поющими гондольерами.

«Святая Дева Мария!» – кричит бродяга и бросает большую жменю семечек себе под ноги. (more…)

Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

36

Мы остановились недалеко от реки. Я вышел на свежий воздух. Стало легче. Потом разделся у всех на виду и надел мятые плавки.

Я закурил и стал осматриваться. Вокруг было много девушек. Все были в купальниках. Но лишь немногие вели себя естественно и стояли без напряжения, свободно держа руки и постреливая томным сексапильным взглядом. Их попки купались в лучах израильского солнца, и в мыслях я огромной ложкой поедал их задницы, предвкушая десерт. Остальные же – а их было, конечно, большинство – стушевавшись, стояли в сторонке, окропленные мраком тени от небольших пальм, и нервно поглядывали вокруг и друг на друга. Казалось, будто нагота – это бремя, которое для них невыносимо, будто это неудобная одежда, пошитая плохим мастером, будто они родились в пеленках. (more…)

Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

33

Бледный и потерянный, я сидел на заднем ряду, направив на себя оба кондиционера и переваривая пустоту бытия. В мыслях непроизвольно всплывали образы утреннего сна, и голова начинала кружиться, тошнота овладевала каждой клеткой моего агонизирующего организма, мне хотелось провалиться сквозь землю. В такие моменты чертовски сложно понять, почему ты существуешь на коре этого голубого шара, когда внутри все переворачивается и кажется, что конец близок. Жутко необходимо уединение, чтобы рядом никого не было. Категорически требуется, чтобы не нужно было куда-то идти, или спешить, или торопиться. Нужно спокойное место, где ты сможешь пробыть со своей тошнотой хоть день, хоть два, хоть неделю. Где тебя будут сопровождать урчание водопровода и постоянно капающая из крана вода. Тебе станет хуже, и конвульсия пронесется по всему телу.

Когда такая тошнота усугублялась тошнотворным ощущением в понимании Сартра, я и вовсе не знал, куда себя деть. Но порочный круг становился все уже, и однажды я понял, что пути назад нет. (more…)

Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

32

Я без единой заминки съел все бутерброды. Последние показались мне какими-то безвкусными, пресными, но я съел и их, потому что знал, что мне нужны силы, чтобы дожить до конца экспедиции. Я уже мог четко представить, каков будет график моего пьянства в ближайшие несколько дней, и – увы – это вовсе не вселяло в меня какой-либо надежды, кроме разве что страха за свою печень. Благо это была не Америка и не Лето любви, иначе бы я скончался от передоза уже через неделю.

Возможно, страсть к алкоголю была у нас с братом наследственной: от дедушки по отцовской линии. Он кирял дай боже и пьяный погиб на железной дороге.

Одним теплым летним днем, спустя десяток с лишним лет после Второй мировой войны, с бутылкой в руках он брел домой, чтобы встретить там жену, двух сыновей и одну дочку и подготовить детей к отправке в летний лагерь. Мать готовила им паек в дорогу, а от отца требовалось собрать все их вещи в чемоданы, все упаковать. Дорога домой, вся из щебня вперемешку с занесенным сюда с осушенных земель песком, пересекалась двумя железнодорожными путями, отстававшими друг от друга всего на каких-то пару метров. Когда первый путь остался позади, отец моего отца вдруг услышал накатывающийся на него громоподобный рокот и понял, что с обеих сторон на него мчатся огромные составы. (more…)

Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

29

Те два или три часа, которые я мог бы спокойно поспать, показались мне вечностью, но несмотря на это, у меня так и не вышло сомкнуть глаз. Меня что-то тревожило, но я не мог понять, что именно. Нет, это не было сопение Дениса, когда он пришел в номер через двадцать минут после того, как я лег на кровать, и это был даже не зверский храп Джерри, нет. Это было что-то большое и необъятное, нечто, что могло настичь меня в любую минуту. Я чувствовал, что вскоре должен что-то обнаружить. Что-то, что повергнет меня в шок и не даст мне оставаться таким, как прежде.

Джерри с Денисом уже давно спали, а я все лежал с открытыми глазами. Мне было страшно их закрывать. Странное предчувствие не покидало меня. Но оно было настолько смутным и неопределенным, что можно было его попросту и не заметить. Но я заметил и теперь жалел об этом. Я ведь просто хотел поспать. Нас ждал Иордан, нас ждал сплав по этой могучей и древней реке, нас ждали в конце концов резиновые каяки, а я, вместо того чтобы трезветь во сне, впадал в какую-то непонятную панику, с ног до головы покрывавшую меня потом. (more…)

Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

25

Ужин, мягко говоря, был дерьмовым. Подавали спагетти с мидиями, салаты из редких морепродуктов, на хрустящий хлебушек мы намазывали хумус – закуску из пюреобразного нута, икры не было, была шикарная курица, и мне досталось три ножки, которые я надкусал, но так и не доел, еще был отменный гороховый суп, смягчивший мое жуткое хмельное состояние, на столе в углу лежали всевозможные фрукты: арбузы, дыни, виноград, лайм, кумкват, манго, персики и прочая вкусная жуть, кроме того, отдельно подавали мясо каракатицы. Увидев все это безобразие, я принялся уплетать за обе щеки. Я-то понимал, что ужин выдается дерьмовый, но голод был сильнее меня. Все эти фрукты, вся эта морская дрянь. Несомненно, в другой раз это могло бы выглядеть достаточно аппетитно, но когда за твоими плечами такой странный и пустой день, не хочется ничего другого кроме обжигающе горячего борща и жареной картошки с кефиром. Тебя могут напичкать и лягушачьими лапками, еще дергающимися от вивисекционных экспериментов Павлова, но тогда люди должны понимать, что рискуют воочию лицезреть твою рвоту. Меня уже тошнит писать о том, как меня от всего тошнит. Но что поделать: ночью я узрел образ Христа, и он поведал мне, что я должен дарить миру правду.

В жизни лгать я от этого вряд ли перестану, ведь ложь, подобно красоте, спасает и оберегает от истины. А истина слишком реальна, чтобы позволить человеку жить миром лживой фантазии. (more…)

Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

23

Я в мельчайших подробностях помнил каждый момент. Иерусалим, перемешавшись с выпитым мною кофе, вел меня по своим извилистым улочкам, заставляя идти медленно, смотреть на солнце без очков и вспоминать все, что произошло за последние дни.

Я сел в такси, вызванное для меня услужливым продавцом кофе, и попросил отвезти меня в центр, в самый центр города. Через два километра мы выехали на оживленную улицу, которая, казалось, тонула в бесконечном потоке людей. От увиденного меня почему-то вдруг передернуло. Я дал таксисту немного шекелей и попросил его отвезти меня обратно: туда, откуда он меня забрал. Он удивленно посмотрел на меня, но, не сказав ни слова, выполнил мою просьбу.

Я снова вышел на улице, сплошь покрытой гробовым молчанием. Теперь я знал, как отсюда выйти, и уверенной поступью направился к центру Иерусалима.

Здания, окружавшие меня и вдоль улицы уходившие в непроглядную даль, были усеяны окнами. В одном из них я заметил смуглую мулатку, задумчиво смотревшую в небо. (more…)

Начало – здесь. Предыдущая часть – здесь.

21

Меня трясло, как по весне трясут клен в надежде собрать в литровую банку еще несколько майских жуков. Я дрожал, как дрожат деревья от рук детворы, когда последняя решает запастись колючими каштанами. Пот лился с меня ручьями. В районе груди явственно ощущалось жгучее чувство, от которого тошнило и которое заставляло сердце биться в два раза чаще обычного. Сидя на корточках на холодном кафеле возле унитаза, с помощью двух пальцев я пытался вырвать, но все было бесполезно: мой живот бился в конвульсиях, я еще больше потел и тошнота с удвоенной силой подступала прямо к горлу.

Это состояние было мне слишком знакомо, чтобы я мог поддаться страху. Страху так и не выйти отсюда живым. Мне не раз доводилось сидеть на коленях возле параш всевозможных мастей, и многим из них было знакомо мое красное, с выступающими венами на висках от попыток вывернуть себя наизнанку, утомленное, грязное и безнадежное лицо с заплывшими глазами и перекосившимся от тошноты ртом. Но каждый раз я выживал, и единственное, что меня потом выдавало, – это были синяки на коленях.

Несмотря на опыт общения с алкоголем, такие моменты наступали совершенно неожиданно. (more…)